на безмятежно спящего Рудакова. Если бы не повязка на голове и не измазанная чем-то фиолетовым физиономия – обычный крепкий и здоровый сон. Лежит себе, посапывает как ребенок, ничего не чувствует…
Запись 13
Нельзя сказать, что Наташа была полностью права относительно ощущений Рудакова. С обычной точки зрения муж ее, конечно, не чувствовал ничего. Но он даже не догадывался о нахождении в бесчувственном состоянии, а проживал совершенно реальные события, созданные силой собственного разума. Но не будем предаваться праздным рассуждениям о взаимодействии тонкой материи, коей является душа, с вполне материальным телом, а взглянем на мир с точки зрения коматозного Рудакова.
Он так и не уловил момент, когда погас свет фонаря, и исчезли вечно живые звуки ночной Москвы. Возникли темнота, тишина и странное чувство незащищенности.
– Готов? – спросил Голос.
Голос как голос. Красивый, правильный, с благородными бархатными нотками. Такой бывает у профессионального диктора. И акустика – на уровне, слышимость превосходная, эхо – нулевое.
– Готов к чему? – резонно поинтересовался Рудаков.
– К разговору.
– О чем?
Похоже, Голос не был настроен на долгий разговор. Он немного помолчал и скомандовал:
– Занавес!
Рудаков хотел спросить, где он находится, но не успел: занавес раскрылся.
Запись 14
Рудаков стоял совершенно голый на сцене перед огромным залом, заполненным удивительной публикой. В первых рядах сидели солидные упитанные мужчины, все как один в дорогих темных костюмах и высоких поварских колпаках. Их было так много, что все вместе они напомнили Рудакову виденную по телевизору в научно-популярной программе культуру плесневых грибов под микроскопом. На некотором удалении расположились персонажи иного рода – мужчины и женщины в белых халатах и мягких беретах различных окрасок. Задние ряды терялись в темноте, и, судя по всему, там располагалась публика попроще. Особенную пикантность ситуации придавал висящий над сценой портрет Мао Цзэдуна.
Как ни странно, чувство неудобства или стыда даже не возникло – как будто эти люди имели право рассматривать его тело.
Когда появились ведущие, все стало напоминать глупый и беспардонный розыгрыш.
Один – высокий, тощий, в наглухо застегнутом черном костюме. Когда он поворачивался лицом к Рудакову, то причудливая игра теней создавала иллюзию аккуратных рожек, растущих прямо над ушами.
Второй, наоборот, всячески показывал свободное отношение к одежде. Короткая белая туника позволяла лицезреть розовенькие, как у поросенка, ноги. За плечами от малейшего движения воздуха трепыхался коротенький плащ-мантия. Со стороны казалось – стоит ведущий, одетый то ли в банном, то ли в древнегреческом стиле,