был не ягуаром, а волком. А это означало лишь одно: еще один заносчивый аристократический пес, от которого ей придется избавиться этим вечером.
– Это ваши пожелания? – спросила она, кивнув на темно-зеленый хрусткий листок пергамента, который он держал в руках.
Ее тон был таким же прохладным, как осенний воздух за окном, но джентльмена это ни капли не огорчило. Наоборот, в непроницаемых глазах, напоминающих драгоценные камни, вспыхнул лукавый огонек.
Молча, не двигаясь с места у бюро, он протянул ей пергамент.
Камилла застыла в нерешительности. Он вынуждал ее подойти.
Либо он тонко намекал, что ему можно доверять, либо это был продуманный шаг для того, чтобы подчинить ее своей воле. Угрожающий изгиб губ и холодный расчет во взгляде четко указывали на его властную натуру.
Перед ней стоял человек, который хотел держать все под контролем. Камилла подумывала выгнать его, чтобы поставить на место. Волчий оскал растянулся еще шире. Во взгляде читалась безмолвная насмешка.
– Увидите, это довольно простая просьба, в отличие от предложения руки и сердца.
Все его внимание сосредоточилось на Камилле.
– Подойдите же! Взгляните сами.
Сказал волк, прикинувшись овцой.
Камилла сильно сомневалась, что какое бы то ни было пожелание этого человека окажется простым. И все же она к нему приблизилась. Чем быстрее она поймет что ему нужно, тем быстрее пошлет его куда подальше и навсегда избавится от него и его злобной ухмылки.
Два
Ничто не радовало Принца Зависти больше, чем удачный стратегический ход.
К счастью, сегодня был один из славных дней, когда ему удалось совершить именно такой. Он положил пергамент и осторожно пододвинул его по старой столешнице, чтобы бумага не зацепилась за шероховатую деревянную поверхность. Он стал на шаг ближе к тому, чтобы раскрыть вторую подсказку.
Судя по тому, что он беглым взглядом успел заметить в Уэйверли-Грин, в этом царстве было принято, чтобы женщины угождали мужчинам. Он почти не сомневался, что к концу недели мисс Антониус допишет картину. От него требовалось лишь войти, заполнить собой все пространство, и тогда она сделает все, что он захочет.
Женщина, стоящая напротив него, прочла текст на пергаменте. Серебряные глаза сузились, уголки пухлых губ опустились. Ее смущение быстро прошло, сменившись раздражением.
Он почувствовал это кожей. Это не было похоже на колющее чувство ярости, однако при должных усилиях она наверняка дойдет и до такого. А поскольку этот грех принадлежал его братцу Гневу, Зависть даже не думал распалять негодование Камиллы.
– Все понятно? – Голос его был притворно небрежным, хотя внутри у него все клокотало. Сердце колотилось о ребра тем сильнее, чем дольше художница смотрела на написанное. Ее реакция была совсем иной, чем он предполагал.
Наконец она подняла взгляд, и Зависть одарил ее одной из своих самых обольстительных улыбок.
Она повела бровью, ничуть не впечатлившись.
Что