симбионты. Потом остальное.
Пес пожал плечами и снял майку.
Ангел сосредоточился. Немного торжественно, словно дирижер, вознес руки к голове пса и положил ледяные ладони на его затылок. Пес сдавленно выдохнул, а на вдохе уже сбился и запнулся. Нельзя сказать, что прикосновения ангела были болезненными. Не совсем. Боль появлялась только там, где были необходимы манипуляции. Но тело словно электричеством прошибало и дышать становилось трудно. Касио медленно и плавно провел кончиками пальцев по голове пса к глазам. Вот здесь ощутимо обожгло. Так что Фауст не сдержал невнятного сдавленного вскрика. Затем по шее на акупунктурные точки в плечах, потом к груди и остановился на диафрагме. Вернулся к груди.
– Вдох, Фауст.
Пес собрал все силы и вдохнул. Ангел одновременно с этим погрузил кисти рук в грудную клетку пса. Фауст не удержался от короткого взрыка и до белезны в костяшках сжал столешницу.
Касио как будто листал книгу под одеялом. Пес остро ощущал каждое его движение.
– Ну? – не выдержал пес.
Касио недоуменно пожал плечами. Он уже хотел признаться, что ничего не видит.
– Погоди-ка… – сам себе сказал ангел и замер, оторопело всматриваясь во что-то, одному ему видное. Неверяще всматриваясь. Он растерянно взглянул псу в лицо, потом снова в глубину его сердца.
– А… эта девушка, как там ее зовут? – спросил он как мог непринужденно.
– Кира, – шепотом выдавил из себя пес.
– Да, точно. Кира. Она все еще с тобой?
– К сожалению.
– Чем она тебя так задевает?
– Непослушная. Упрямая, – рыкнул пес. – Вот сейчас кстати снова в груди тянет.
– Да-да. Я вижу, – Касио бережно держал в руках сердце пса, осторожно стирая пальцами налет раздражения, гнева и обиды. Кто бы мог подумать, настоящей обиды! Как сажу с хрусталя. Ангел с трепетом наблюдал маленький красно-оранжевый сгусток там, внутри. Совершенно новый и нехарактерный для сварливого и толстокожего Фауста. Ангелы ведут своих Судей с момента начала обучения, порой с раннего детства. Парень вырос у него на глазах и в его целительных руках. Всякое с ним приключалось. У Судей совершенно иная мораль. Жизнь – священна. Но в то же время любое создание, осквернившее тонкий баланс жизни и смерти должно быть убито. Любое. Даже если оно вызывает чувства. Даже очень близкое существо. И Касио отчетливо помнил момент, когда он положил руки на грудь пса и понял – мальчик изменился. Закрылся. Окоченел. Его сильное сердце билось ровно и холодно.
– Кас, – Фауст оперся одной рукой на плечо ангела и сжал его своей могучей лапищей. Будь Касио слеплен из плоти и крови, без перелома ключицы не обошлось бы. А так… ощущения были такими, как если бы пес сдавил набитую ватой куклу. – Тяжело. Потом поболтаем, хорошо?
Ангел сжалился и отнял руки. Пес с облегчением выдохнул и пытался отдышаться. На лбу у него выступила испарина.
– Да, глазки пострадали… – вздохнул Касио, открыл свой саквояж и принялся что-то там искать. – Сколько