со штурвалом. Сам-то Тихонов в рапорте просто указал, что виноват – знал, что оправданий не примут. Или еще что.
«А он молодец», – подумал Сергей и повторил:
– Это старая традиция, Николай Николаевич.
– Я в курсе. Однако за три дня до того сам министр категорически запретил такие проходы. Вот Тихонов первым и пострадал.
– Тогда в самом деле не надо добивать, – сжалился сержант, – и так ему досталось, а тут еще жена – змеюка подколодная.
Сорокин подлил еще чаю, поведал, обсасывая отломанный от леща плавник:
– Не поверишь, Иван Саныч, как раз из-за нее он тоже получил.
– Чего это?
– Она, изволь видеть, вообще из белоэмигрантов, то ли княгиня, то ли графиня.
– Как же…
– Ну так. Правда, когда семейство ноги делало от народного гнева, она не могла отказаться, ее еще в проектах не было.
– Где ж они встретились? – подивился Акимов.
– В нашем секторе Берлина.
– Товарищ полковник легких путей не ищет, – с шуткой одобрил Саныч, – но все-таки беру свои грубые слова обратно. А насчет машины… все-таки надо выяснить.
– Обязательно выясним, – заверил Сорокин, выписывая повестку. – Опровержение опровержением, но если наше руководство узрит столь острую критику, уже мы отмываться замучаемся, не Евгений-свет Петрович. Сережа.
– Я.
– Ты у нас по дамам специалист. Наведайся прямо сейчас на дачку и пригласи к нам на разговор.
– Кого?
– Кто будет. Если только Тихонова дома – приглашай ее. Если и он будет, то и его тащи. Подчеркни, что изменились обстоятельства и не устраивает это его «как освободится». Будет скандал – ну тебе не привыкать.
Сергей лишь руками развел – чего уж, общеизвестный факт.
– Да, и еще раз тихо, культурно напомни, что следует заявление подавать, а уж потом, если в самом деле имеются накладки в работе, писать в газеты. Лучше вышестоящему руководству. Но не прямо так выражай недовольство, а помягче. Польсти, что ли, что у нее бойко получается. Уловил?
– Есть, – козырнул Акимов, надел фуражку, взял повестку и отправился выполнять поручение.
Сорокин, выпроводив одного подчиненного, принялся за второго:
– Ты ведь, Ваня, что-то не договорил. Выкладывай.
– Нечего выкладывать, – снова разворчался Иван Саныч, но, уловив в голосе руководства строгую ноту, принялся рассказывать. – Ну вот начну рассказывать, а ты, Николаич, снова отмахнешься, скажешь – личная неприязнь и все прочее.
– Обязательно скажу. А ты попробуй.
Остапчук, поколебавшись, начал:
– Я на толкучке был и выловил Витьку Маслова.
– Снова.
– Ну что уж. Не сажать же, особенно когда не за что, за руку его не ловили.
– Или не желают ловить?
Саныч ухмыльнулся, промолчал.
– Ладно, валяй дальше.
– Я, выловив его, провел с ним воспитательную работу. А он мне, между прочим, интересную вещь сказал. Видел, говорит,