одобрил капитан, – давай дальше.
– Ну а дальше, что дальше. Эта вот, носатая, которая, с одной стороны, критику на органы наводит…
– Иван Саныч, стыдно.
– …сама, с другой стороны, различные интересные вещицы перекупке таскает.
– Трофеи?
– Бывает, и новые, Милочка говорила. Заказики оформляет, иными словами – достать того-сего краденого, для интерьеру или из мануфактуры. А на этот раз она уже у Милочки спрашивала, не возьмется ли она смаклеровать кому машину, мало б-у, так еще без документов.
– Ваня, а ты теперь сам не клевещешь?
– Не я первый начал. И вовсе не клевещу. Милочка врать не станет, честная баба, и на себя павлиньи перья не натягивает. Вот и выходит, что Тихонова эта в «Вечерку» заметочки пописывает, а у самой кувшинное рыло в пуху.
И настолько похоже изобразил и длинный нос, и задранную губу гражданочки Тихоновой, что Сорокин не выдержал, хрюкнул, но тотчас посерьезнел.
– Ваня, не стоит женщину трепать вот так, за глаза.
– Да я бы и в глаза!
– Иван Саныч, не забывайся.
– Прощения просим, – саркастично покаялся Остапчук и присовокупил: – Я бы ей и в глаза все вывалил. Так она, слониха тощая, ворота не открывает – поговори с такой тихо. Не стану же я под воротами скандировать.
Помолчали. Сорокин, убедившись в том, что сержант пар подспустил, задал вопрос по делу:
– Интересное твое сообщение. А как давно-то это было?
– Да третьего дня, вроде бы так.
Сорокин насторожился:
– Так что, не исключено, что это как раз тот самый день, когда угнали машину?
– Возможно, и так.
– Вряд ли такая дамочка по рынкам на электричках ездит?
– Согласен. Может, как раз тогда она прибыла на машине, а обратно – пешком.
– А вот была ли она с мужем, как в этой вот корреспонденции заявлено? Или одна…
Сорокин почесал в затылке, то же самое сделал и Саныч.
– Что, сама у себя машину угнала? – с сомнением спросил капитан. – Милочка согласилась помочь?
– Утверждает, что нет. Она по старью, антиквариатам, машины – совсем другой масштаб.
– Уловил. Но для чего машину самой у себя угонять?
Иван Саныч сузил и без того неширокие глаза:
– Для денег. И не удивлюсь. Эта двоедушная девица может, по ней видно, до денег жадная, вечно в нарядах да шляпках.
Сорокин погрозил пальцем, как маленькому:
– Года наши не те, домыслы строить. Сначала надо выяснить, когда имел место угон…
– Если имел.
– Не торопись. Сначала поговорить… – тут в его кабинете зазвонил телефон, Сорокин отправился к телефонному аппарату.
Остапчук налил чаю, отрезал ломоть хлеба, круто посолил, почистил чеснок и собрался уже перекусить, как командование явилось обратно.
– Отложи-ка чесночок, товарищ Остапчук, все-таки рабочий день и граждане придут.
Иван Саныч хотел было отшутиться, что тем более надо подкрепиться, чтобы нечисть