ли я попал под воздействие каких-то чар, хотя полностью исключить эту возможность нельзя. Но я не чувствовал давления на меня какой-то чужой воли ни сейчас, ни в момент перехода. Никаких изменений в мышлении, никакой несвободы воли не наблюдалось. Хотя, конечно, может быть, зачарованные и не должны чувствовать, что они зачарованы, но у меня были в этом сильные сомнения. Слабый пол тут тоже ни при чем. Девушка-призрак, вызванная волшебством Радагана, конечно, без всяких споров, была очень привлекательной, но мне давно уже не четырнадцать лет, переходный возраст благополучно пережит и похоронен под более яркими воспоминаниями молодости, и я перестал думать лишь тем, что находится у меня между ног. Я знал слишком многих женщин, чтобы это сработало.
Был, правда, еще один не слишком приятный вариант. Он гласил, что я сейчас не сижу за рулем своего «Гелендвагена» и не направляюсь с бардом, воином и магом на поиски магического меча, но являюсь пассажиром белой машины с синими мигалками и санитары везут меня в Кащенко. Однако, положа руку на интимные части своего тела, я в это не верил. Я служил в армии, водил машину и получал разрешение на хранение огнестрельного оружия, так что обследовался в психиатрических клиниках достаточно часто, чтобы не знать о собственных психических отклонениях, буде они имели место. Всю жизнь я отличался рациональным мышлением и взвешенными решениями, поэтому факт существования другого мира не стал для меня культурным и эмоциональным шоком. Если он есть, глупо сомневаться в его существовании.
Жизнь в Москве была скучной. Многие бы сказали, с жиру он, мол, бесится. Пусть попробует прокормить жену, двоих детей и больную тещу на зарплату инженера, и посмотрим, будет ли ему скучно тогда. Согласен, на какой-то стадии существование на планете может быть и веселым, но мне как-то не повезло.
С крушением светлой коммунистической мечты я что-то потерял. Крушение это произошло, когда я пребывал еще в блаженном детском неведении относительно методов построения светлого будущего всего человечества, и не скажу, что сегодняшний я хотел бы жить при том коммунизме, который мог бы быть построен в нашей стране.
Но мне очень нравилась теоретическая модель коммунизма, которую нарисовали братья Стругацкие и с которой я ознакомился уже во времена перестройки. Мне и самому хотелось бы жить в мире, где все без исключения занимаются любимым, интересным и крайне полезным для всего человечества делом, где понедельник начинается в субботу, а лучший отдых – это перемена работы. Сменившая эту утопию мечта капитализма была более приземленной и свела смысл человеческого существования от познания Вселенной к зарабатыванию маленьких зеленых бумажек. Кому-то и этого смысла хватает до конца жизни, но я, заработав некоторое число этих самых бумажек, быстро потерял к ним всякий интерес. Они делали жизнь легкой и приятной, иногда сложной и опасной, но никак не могли наполнить ее смыслом.
Я жил в нашем мире и, играя по его правилам, выиграл довольно много. Выигрывать еще больше мне не хотелось. Есть люди, которых увлекает