поспешно рисовал, пытаясь уловить впечатление оранжево-красной нереальности приближающегося Скачка.
В стекло уже был вплавлен один слой красителя, и теперь он трудился над вторым, внешним. Когда за стеклом вспыхнет соответствующим образом настроенный источник света, картина оживет, отбрасывая в комнату разноцветные тени, а оба слоя наложатся друг на друга, дав требуемый результат.
По крайней мере, так надеялся Финнен. Его творения бывали лучше и хуже, а по поводу этого у него имелись предчувствия, что оно будет принадлежать к числу лучших. С тех пор, как Предлунные объявили срок очередного Скачка, у него зудели пальцы от желания как можно скорее начать рисовать.
– Мне скучно, – за его спиной в кровавом сиянии солнца возникла Алика. Он ощутил аромат пряных духов, рукав платья коснулся его руки. – Нам еще не пора идти?
– Погоди минуту, – пробормотал он.
– Мы опоздаем, – продолжала ныть Алика. – А тебе еще надо переодеться. Не пойду же я на Водную площадь с кем-то в перепачканном красками халате.
– Заткнись, – рявкнул он. – Пойдем, когда я закончу.
– Могу пойти одна, – она отстранилась, надув губы, хотя на самом деле он ничем ее не обидел. Финнен был художником, а художники имели право вести себя грубо. Девушки – особенно такие, как Алика – открыто от них этого ожидали, полагая, что чуточка грубости придает пикантности романтическим отношениям.
К тому же оба знали, что ни одна порядочная девушка в час Скачка не пойдет одна на Водную площадь и не станет искать себе партнера в последний момент. А Финнен добивался ее расположения уже три недели – присылал цветы и шоколадки, писал стихи и вырезал из бумаги силуэты птиц. Принимая все это, Алика заключила освященный традицией договор. Когда после Скачка они вернутся в его захламленную квартиру, она позволит затащить себя в постель и, как и тысячи других обитателей Лунаполиса, будет праздновать сам факт того, что пережила Скачок.
– Я закончил, – сказал Финнен, вытирая руки о халат.
Повернувшись, он улыбнулся Алике. При виде нее у него всегда улучшалось настроение, и в нем просыпалась гордость завоевателя. У девушки была мягкая кожа цвета кофе с молоком, большие глаза и бледно-золотистые волосы, в которые она вплела цветы чемерицы. Ее стройную фигуру подчеркивало земляничного цвета платье самого модного в этом сезоне фасона, с обтягивающим верхом и расклешенной в форме перевернутого тюльпана юбкой. Своей красотой Алика напоминала произведение искусства, тщательно исполненное во всех подробностях.
Финнен неохотно отвел от нее взгляд. Переодевшись, он взял в левую руку бутылку вина, а в карман свободной куртки сунул пачку конфетти, после чего подал другую руку девушке.
– Боишься? – спросил он.
– Нет, конечно, – ответила она, удивившись, что он вообще мог задать такой вопрос.
– Я тоже нет, – солгал Финнен.
Дул резкий, пронизывающий ветер, солнце висело