забитую дровами, седой старик с длинной бородой. Телега застряла в яме, и старик никак не мог сдвинуть её с места. Тут подошёл Орфей: «Доброго здравия! Давай подсоблю». Старик: «Спасибо тебе, Господи, думал, уж не дойду». Орфей: «Что, старик, лошади нет?» Старик с грустью: «Была лошадь, но отошла ещё весной. Старая была кобыла, а другой-то нет. Скоро зима: дров-то надо уйму, вот и тяну, пока силы есть. А потом сенокос начнётся – не до дров будет». Орфей: «А что ж ты, один, что ли, живёшь? Помощников, детей или внуков нет?» Старик: «Был сын, свадьбу сыграли, жили хорошо, но сгинул в лесу в позапрошлое лето. Говорят, медведь задрал. Так и не нашли. Живу вот со снохой и внуком. Правда, внук после потери отца совсем зачах. Неизвестная хворь напала. Лежит, только боюсь, не доживёт до зимы». После паузы дед продолжил: «А если я помру, как сноха и внук выживут? Женихов-то нет: деревня – четыре дома и все мужчины уж в возрасте. Молодняк разбежался при первой же возможности. Вот и работаю, пока силы есть». Орфей: «Ничего старик, все ещё наладится! Мне бы на постой остановиться на ночлег». Старик: «Меня Игнатом кличут. На постой милости просим. Добрым путникам и тем более монаху грех отказывать». Орфей: «Меня Орфеем величать, но монахом был не всегда». Наконец Орфей и Игнат докатили телегу с дровами во двор. Хозяйская собака молча валялась, измождённая жарой и палящим солнцем. Подняв голову и окинув пристальным взглядом незваного гостя, пёс даже не фыркнул. Положил обратно голову и продолжил валяться. Игнат, глядя на собаку: «Ишь ты-ы-ы! Даже не тявкнул для приличия. Иной раз сосед зайдёт – такой вой поднимет, аж в Костиничево слыхать. Значит, святой ты человек, монах Орфей».
Орфей и Игнат зашли в небольшой деревянный дом. Игнат: «Невестка, встречай доброго гостя. Монах. Орфеем величать! На ночлег останется». Игнат, повернувшись к Орфею: «Сейчас Марья стол накроет. Ты проходи, усаживайся. Я сейчас приду». Игнат вышел из деревянного дома, а Марья достала из печи хлеб с золотистой корочкой. По дому прошёлся аромат свежего хлеба, и в животе Орфея что-то зашевелилось в предвкушении трапезы. Марья, накрывая на стол, заговорила: «Доброго здравия вам, монах! Какими путями зашли в нашу глушь?» Орфей: «И вам доброго здравия! Шёл туда, куда глаза глядели, и оказался у вас». Марья была очень стройной и, на удивление, красивой для сельской местности: с правильными чертами лица и пухлыми притягивающими губами; а голос был ангельским. Орфей наблюдал за ней, не сводя с неё глаз, и прятал взгляд, если она оборачивалась и смотрела на него. Послышался скрип двери, вернулся Игнат: «Колбасы и сала принёс. Надеюсь, монахи едят мясо и сало?» Орфей: «Монахи всё едят, но не всегда! Сейчас можно». Марья и Игнат присели за стол, и все начали трапезничать. Послышался стон за стеной. Стон внука Игната, Прохора. Марья с грустным видом сразу же убежала к сыну и спросила, поглаживая его рукой по голове: «Ну что, родненький, где болит?» Орфей не выдержал, словно какая-то сила заставила его взять посох и подойти к внуку Игната. Как только он приблизился