в августе.
Они поехали на его любимом «фиате» в Таконик. Он купил машину в колледже и держал ее в Гарлеме дольше, чем они могли себе позволить. Стояло такое утро, когда мир словно застыл в ожидании неизвестного бедствия; город молчаливый, холодный, безветренный. Рев мотора и дребезжание стекол мешали им разговаривать, в последнее время они все больше говорили о том, чему научилась Фрэнни, а сейчас вот пришлось слушать джаз по радио и смотреть, как тесные кварталы сменяются одинаковыми дворами пригорода, а потом и вовсе сельской местностью, где она была как дома, где с больших булыжников вдоль дороги свисали сосульки, толстые, как слоновьи бивни, и перед ними расстилался мрачный пейзаж. Вскоре стало толком не на что смотреть кроме полей и ферм.
Наконец они свернули в городок, словно на картинке, которую она вышила в детстве – старая белая церковь и сельская лавочка с вывеской «Свежие пироги» в окне. Кэтрин смотрела, как две собаки трусят в сторону поля, черная и желтая, пока они не скрылись за деревьями.
– Нам вон туда, – сказал Джордж, кивая в том направлении, и они поехали мимо старых домов и ферм. На полях щипали траву овцы и лошади. Трактора. Пикапы, груженые сеном.
На дороге не было указателей. Она изучила карту.
– Поверни сюда, – сказала она.
Дорога носила в высшей степени уместное название «Старая дорога», она тянулась примерно милю через пастбище. Они проехали мимо домика и сарая, на веревке сушились простыни. На почтовом ящике красовалась фамилия «Пратт». Чуть дальше показался дом, который они видели на фото. Джордж припарковался рядом с «универсалом» с наклейкой Политехнического института Ренсселера на заднем стекле.
– Похоже, риелтор здесь.
Они вышли. Кэтрин застегнула пальто и огляделась, прикрывая глаза ладонью от яркого солнца. За полем простирались коричневые поля. Издалека доносился шум шоссе. Дом был похож на те, что Фрэнни рисовала мелками, с кривыми ставнями и дымом из трубы. Он срочно нуждался в покраске. Кэтрин подумала – интересно, каково будет растить дочь здесь, на старой ферме. Рядом стояли два беленых коровника, один – с надписью «Молочная ферма Хейлов», облупившейся коричневой краской на двери и с медным петухом-флюгером, крутившимся и скрипевшим на ветру. На другом был купол с блестящими на солнце окнами, которые выглядели как в «волшебных очках»[29] Фрэнни. В темноте внизу метались крошечные звездочки.
– Раньше была молочная ферма, – сказал Джордж, уже влюбленный в это место. – Хороший дом. Правда?
Вдруг небо заволокло, и посыпался снег, словно конфетти.
– Ну и погода, – сказала она, вздрагивая.
– Пойдем внутрь. – Джордж взял ее за руку.
Когда они пошли по дорожке, дверь открылась, и риелтор вышла на крыльцо. Она была в тяжелом пальто с леопардовым принтом и высоких сапогах, с накрашенными оранжевой помадой губами.
– Доброе утро, – сказала она. – Вижу, вы благополучно добрались.
– Здрасте.
– Мэри