его, успели образа пресвятые вынести. Батька весь обгорел. А новые лики боярин Голицын приказал написать и храму пожертвовал.
– Пан поп, вы жадничаете… Прихожане у вас богатые – должны на помин души сребро да злато вносить, – укоризненно сказал атаман. – Яка шкода, что вы такой жадный. Господь заповедовал делиться с ближним!
– Бачил, шо вумный чиловек казал? – обрадовался казак, встряхивая священника. – Сребро уде сховал?
– И серебра нет… – выдохнул старик, обвисая на сильных руках.
– Ах ты, курва старая! – выкрикнул казак, принимаясь бить батюшку в лицо. Притомившись, устало вытер пот:
– Ну, поп, не хошь по-хорошему, зробим по-худому.
Старик, едва шевеля разбитыми губами, шептал:
– Да нету ничего, Христом-Богом клянусь!
– Упрямый дид, як осел, – с сожалением сказал запорожец и, дождавшись, пока разведут костер, выхватил из огня пылающую головню и поднес ее к бороде старика. Раздался сухой треск, запахло палеными волосами. Отведя огонь в сторону, повторил:
– Ну, дид, уде гроши?
– Да нету у меня серебра! Нету! – упрямо повторял старик.
– Ну, дид… – покачал головой казак и кивнул: – Давайте-ка, хлопцы!..
Разбойники ухватили старика под мышки, задрали ему рясу и сунули босые пятки в костер. Священник закричал так страшно, что атаман заткнул уши. Тощий мужик, принюхавшись, мечтательно произнес:
– Пахнет-то как скусно! А мы со вчерашнего дня не жрамши. Щас бы мясца жареного…
– Будит тоби мясцо, – пообещал запорожец, успокаивая соратника. – Щас тильки з дида гроши выбьем, и усе. Ну, уде гроши? Ах ты… Вмер, паскуда!
– Старый был поп, не сдюжил, – с сожалением сказал один из хлопцев.
– Та може, у нехо и грошей-то ни было? – предположил запорожец, почесав густую щетину на подбородке.
– Наверно, не было, – согласился пан Казимир.
– Но поспрошать надобно было! – ухмыльнулся казак и гаркнул на подручных: – Шо – дохлохо попа не видалы? Пишлы добро хрузить, да пийдим отседа…
С погрузкой добра пришлось немножко повременить, потому что на вопли старого попа сбежались люди. Откуда и взялись? Не иначе, с окраин, до которых руки не дошли. В стычке потеряли человек десять, а казаку едва не выбили поленом последний глаз. Все могло бы кончиться много хуже, если бы не герр Брюкман. Разбойники, поставленные в караул, разбрелись по деревне, оставив мушкеты. Немец, злой и неопохмеленный, но, в отличие от остальных, дисциплинированный, не бросил свой пост. Завидев крестьян с дрекольем, встретил их выстрелами из всех мушкетов, что лежали рядом. Оставшихся в живых загнали в церковь, ворота заложили жердями. Казак, поминутно трогая наливавшуюся дулю, хотел спалить этот сарай с крестом к бисовой матери! Черкас уже взялся за огниво, но герр Брюкман решительно схватил мушкет, заявив, что «Воевать с безоружными – не есть гут!». Неожиданно с ним согласился и сам атаман, решив, что оставлять село без мужиков никак нельзя. Иначе кто будет пахать и сеять?