в честь идиотика этого Луция Антония. И что за стихи, приятель?! Ни ладу, ни складу. Это я тебе точно говорю, вкус-то у меня отличный. В суровой юности моей, на Гранатовой улице, я сам едва не стал поэтом, от чего, правда, Бог меня уберег. (Разводя руками.) «Луций Антоний стремит в Рим белогривых коней…» Это как же один человек стремит… коней? Да еще Луций, который со старым мулом не справится, все это знают. (С еще большей иронией.) «Рядом с Антонием – друг, властелин проницательных хаттов…» Да уж, один стоит другого! Дурак и дикарь – теплая компания, нечего сказать. «Проницательные хатты»… Да ведь это ж только в насмешку так скажешь! Неужели он, Сервилий этот, считает, что на такую дешевую приманку можно клюнуть?
ДИОН (глядя на него, с еле заметной усмешкой). Кто его знает… бывает, что и клюют…
ДОМИЦИАН (в запале). «В братском союзе они нас от тирана спасут…» Это я-то тиран? Ах он бедняга замученный! Спасать его, видишь ты, от меня необходимо! Уже не знал, куда золото девать! За последнюю песнь я ему отвалил двести тысяч динариев! Гусыня его Фульвия натаскала в свое новое поместье вещи от всех ювелиров Рима! Спасти его просит, мошенник этакий! А стихи-то, стихи! «В братском союзе они нас…» «Они нас»… Никакого чувства слова, приятель! «Они нас…» Графоман, просто-напросто графоман!
ДИОН. Успокойся, цезарь, каждый пишет как может.
ДОМИЦИАН. Никакой морали у людей, любезный ты мой, мораль у них и не ночевала!
ДИОН. По этому поводу, помнится, мы с тобой и схлестнулись. И уж, ради небес, не строй из себя голубя. Дело прошлое, а если бы позвать сюда мужчин и женщин, которых ты обижал, выстроились бы они до самого Рима.
ДОМИЦИАН. Совсем это другое дело, приятель, и не о том мы поспорили. Ты моралист, отрицающий мораль, а я грешник, признающий ее необходимость. Моралисты опасны, но мораль нужна.
ДИОН. Домициан, ты уже не на троне, можно оставить игру в слова.
ДОМИЦИАН. Слава Юпитеру, что я не на троне. И готов дать любую присягу, суровый ты мой, с этим делом у меня покончено. Все, все! Приди за мной сам Марс, и тот не заставил бы меня вновь надеть венец. Сыт я этим императорством до конца дней.
ДИОН. Такие речи и слушать приятно. (Стук копыт.) Опять сюда скачут. Видно, снова Сервилий…
ДОМИЦИАН. Должно быть, забыл свои последние стишки, бездарность! (Прячется в доме.)
Выходит Мессалина.
МЕССАЛИНА. Кто еще к нам?
ДИОН. Беспокойный день!
Появляется запыхавшийся Бибул.
Ба, старый знакомый!
БИБУЛ. Здравствуй и до свидания! Тороплюсь, ни минуты свободной! Кружку воды по старой дружбе! В глотке – сухота!
Мессалина идет в дом.
Ищу Домициана, друг. Ничего о нем не слыхал?
ДИОН. Откуда мне слышать? А зачем он тебе?
БИБУЛ. Дивные вести, друг, поразительные новости.
Мессалина выносит ему кружку воды.
Спасибо, женщина! (Жадно пьет.)
ДИОН. Что там за новости? Расскажи…
БИБУЛ. На Рейне лед тронулся, представляешь? (Пьет.) Ну и вода… Словом, хатты не смогли прийти к Луцию на помощь… Никогда в Риме не пил такой воды…