Его одолел приступ кашля. Он трясся всем телом, лицо напряглось от боли. Подул ветер. Сосна, к которой прислонился Беркуль, устроила ему настоящий снегопад. Беркуль смотрел на падавший на него снег. Несмотря на рану, он, гонимый жаждой мести, сумел настигнуть их, но силы его были на исходе. И теперь смерть тянула руки к нему, спасения не было.
Тачам, заметив, что Беркуль не в состоянии даже пошевелиться, решил попытать удачу. Он обернулся и посмотрел на Александру. Увидел, что она почти полностью скрыта огромным крупом коня. Он вновь посмотрел на Беркуля и бросился вперед.
– Ах ты, недоносок! – закричал Тачам. – Ты что, совсем не чтишь закон Золотой Орды?
Ноги больше не держали Беркуля. Сначала из его рук на снег выпала сабля, вслед за нею он упал сам. «Я чту, – пробормотал он, – не поднимай меч на того, кто просит о помощи, на безоружного».
– Что еще?
– Не лишай чести.
– А ты что сделал? – Тачам уже с трудом стоял на ногах. У него закружилась голова. Из его плеча сочилась горячая кровь, капала на снег, который от ее жара таял.
Беркуль простонал: «А я поднимал меч на того, кто просил о помощи, на безоружного». Теперь Тачам тоже рухнул на колени. Лоб его покрылся испариной. Рана его пылала, несмотря на страшный мороз.
– А еще?
– Я лишал чести.
– Так ты презрел закон Золотой Орды?
– Презрел.
Во взгляде Беркуля светилось изумление, как будто бы он впервые видел стрелу у Тачама в плече. Затем радость осветила его лицо. «Ты ведь идешь за мной, ногайский пес, – с трудом осклабился он. – Даже отправляясь в ад, ты не бросаешь своего товарища. Ты ведь тоже подыхаешь».
Глядя на них, Александра вздрогнула. Ее охватили и страх, и радость. Смерть обоих означала ее спасение. Конь ее непременно куда-нибудь вывезет. Сердце ее наполнилось надеждой. Внезапно она почувствовала себя очень сильной.
Боль объяла все тело Тачама, хотя ранено было только левое плечо. Боль была такой сильной, что теперь ему было не поднять сабли. Он и рукой пошевелить не мог. И все-таки он был полон решимости исполнить закон Великой Степи. Его пальцы разжались, и сабля с рукояткой в виде волчьей головы упала на снег. Здоровой рукой он схватил за шею Беркуля: «Знаешь ли ты, Беркуль Джан, что повелел наш отец Чингис-хан делать с теми, кто не чтит закон?» Тот попытался открыть глаза, но не смог. Заикаясь, шепотом, он сумел прошептать лишь одно: «Зна… Зна… Знаю… Повеление… Смерть…»
Рука Тачама медленно опустилась к поясу. Александра задрожала от страха, увидев острый кинжал.
Воцарилось долгое молчание. Беркуль задышал часто. Он уронил голову. Затем, тратя последние силы, вновь ее поднял. Глаза его с трудом открылись. И вдруг с совершенно неожиданной силой он опустил руку на раненое плечо Тачама. «Повеление есть повеление, – прошептал он, – его нужно исполнить».
Совершенно растерявшись, Александра смотрела, как на этот раз Тачам Нойон с трудом поднимает свою руку и кладет ее на плечо Беркулю. Боль, которую он испытывал, читалась у него на лице.
Теперь