в таких ситуациях принято разговаривать с мертвым, рассказывать ему что-то значимое, спрашивать, как он там, в этом небытии, но мне было не о чем ему рассказать, я ни о чем его не спросила, думала только о том, как проходит время – и быстро, и медленно, как я ощущаю себя в этом времени, проведенном рядом с его могилой, – и страшно одинокой, оставленной, и любимой, особенной, защищенной. Я чувствовала, что могу наделить его любым качеством, могу придумать множество ситуаций, которые якобы происходили, могу сделать его удобным – поэтическим – воспоминанием, героем книги, космонавтом, преподавателем, журналистом, поэтом, археологом, мореплавателем. Его внешность – конвенциональная – подходит под любой миф. Но каким ты был на самом деле, папа?
Могилы бабушки я не видела никогда, не была на ее похоронах и иногда сомневаюсь в том, что вообще когда-либо ее знала, хотя она умерла позже, чем отец. Она была верующим человеком, убеждала окружающих в том, что вечная жизнь существует, что то, как тебя примут там, зависит от того, как ты будешь вести себя здесь. Она уговаривала меня выучить «Отче наш», я – втайне от папы – выучила и не раз в детстве спасалась от тревоги созвучием фраз, их проговариванием, замедлялась, выдыхала.
Блаженны верующие. У них есть ответы на самые страшные вопросы, они могут – абсолютно искренне – этих вопросов избежать. Я уверена, что бабушка умирала в спокойствии, потому что знала, что после смерти ее ждут и ценят, я видела последний вздох бабушки, я смотрела на ее закрытые веки, на панику моей матери, на быстрые движения соседки, пришедшей на помощь, я знала, что бабушке – здесь, в этой комнате – лучше всех. Она избавилась от головной и сердечной боли, перешла в мир иной, где встретится с дедушкой – как и хотела. Я всегда завидовала религиозным людям.
Я думала о папе, я не знала, как он умирал, что чувствовал в этот момент, осознал ли собственную смерть, представлял ли меня? В детстве меня успокаивало, что последней мыслью отца должна стать мысль обо мне, и вгоняло в тревогу, что он мог подумать о моем брате, о первой жене, о последней влюбленности, о ежедневнике, оставленном в его секретере, о любимой книге, о каше, съеденной за завтраком, о планах на следующий – не случившийся – день, о запахе акации, доносящемся с набережной в его двадцатый день рождения, о маме… Я ревновала папу к его последней мысли, я хотела, чтобы он любил меня больше других, даже больше брата и мамы.
Глава шестая
От безмыслия к бессмыслице
Это было последнее лето перед окончанием института. Она осталась в одиночестве в студенческом общежитии – остальные разъехались. Наслаждалась этим одиночеством – возможно, впервые в жизни. Знала, что в следующем учебном году ей придется непросто: нужно будет защищать диплом, сдавать госэкзамены, а потом придумывать, что сделать со своей жизнью, – у нее не было никаких планов, только мечты.
Распахивала