с ним много раз слушал Ласковый май и Рок острова из-за стенки; и Валера, чудом доживший до тридцати – типичный вдохновитель сценариев Гай Германики; и Тимур – мутный тип, так и охота обтереть изображение, точно заляпанное, со всех сторон – раньше был щуплым, торопливым мальчиком, а стал мужчиной с прищуром; и тетя Маша – большая такая женщина, работавшая в типографии и дышавшая парами краски – когда по утрам она дребезжала сильным кашлем под окнами, казалось, будто внутри она была совсем пустой; и девушка Любава, которая дважды в день выгуливала потешного пса, и я даже не представляю, как они узнали про пожар – наверное, почувствовали – они с псом были совсем глухими; и дед Степан, поднявший внучку в одиночку – шляпа, бадик, брови, – всегда, когда я смотрел «Иронию судьбы, или С легким паром!», в Ипполите видел его молодого. Каждый – персонаж, достойный сериала.
Поводов, по которым люди собирались возле подъездов, всю мою жизнь было не так уж и много. В первом случае мы, еще дети, пригибались и хватали деньги с заплеванного асфальта, в котором почему-то всегда откуда ни возьмись встречалась морская галька, исподлобья оценивали жениха и невесту; во втором – пробирались через воющую толпу к гробу и, неожиданно для себя, оказывались сопричастны чужому горю. Пару раз так же, как в том октябре, горел мусоропровод, и домочадцы кучкой вставали вместе, держась от подъезда подальше.
Мне очень нравилось с домочадцами здороваться. Часто они при этом дружелюбно улыбались, и меня не покидало ощущение, что все мы – одна большая семья. Моя собственная давно разъехалась и встречалась полным составом по праздникам, хотя раньше в порядке вещей было жить вшестером в одной квартире.
Что до родителей, могу сказать, они у меня всегда отличались какой-то впечатляющей мудростью: поняв, что я другой, а не в доску свой, они долго не расстраивались. Большинство же напрасно страдают, потому что до конца жизни не могут принять родных детей, пытаются сделать их ближе усилиями и не ценят инаковость. Трагедия из-за копировальной бумаги, которая на какой-нибудь миллиметр съехала с их собственного ребенка вкось, которая будто бы всегда обязана быть вложенной между отцами и детьми, заключается в реальном праве того самого ребенка быть другим.
Пока я дважды в неделю ходил в бассейн, ездил в офис, где работал переводчиком на небольшое издательство, в котором занимались печатью редких книг для читателя преимущественно искушенного, виделся с друзьями, редко думал о тебе, похолодало до отметки настоящей зимы, и вечернее солнце стало выглядеть совсем обмороженно-красным. Холод был такой, что на улице проводные наушники быстро превращались в негнущийся, ледяной стетоскоп.
Однажды я даже сказал, что именно в нашем городе погоду делают на заказ. Захотели настоящую зиму под Новый год – пожалуйста! Только, ради Бога, не нойте.
Я понятия не имел, что у нас в доме живет столько детей, но в выходной