между ментоловыми леденцами и леденцами со вкусом фруктов и ягод. Тут же Она и подёргала мой язык, а я как выдал чушь:
– О. О, и мне возьмите. И мне возьмите… – дремотно выразился я, скорчив физиономию.
Посмеиваясь, недолго спорили, дескать – купить, или оставить меня с носом. Похоже, одна из них была за, другая – против, и всё же, та, что расплачивалась, попросила мужичка достать ещё пачку, после передала мне, не поднимая глаз. И сразу убежала с союзницей, снова же мило хихикая.
На весах проявились цифры. Рассчитавшись за своё, не спеша покинул лавку с пакетиком в руках через тот же выход, что и бабочки. Они пыхтели у выхода, мерцающие в холодном свете ближайших фонарей, в кристалликах снега, в фиолетово-зелёных пятнах под собою. В шапках-ушанках, в пуховиках, в колготках и уггах с высокой подошвой. Во всём одинаковом, одинакового роста, с одинаковой манерой покуривания. И всё же.. мерцающих разными оттенками.
– Что смотришь? Поблагодари и иди куда шёл! – сказанула кавычка, швырнув ножкой чуть снега в сторону.
– Постой… – оспорила скобка и поманила ручкой к себе.
Разорваться, как ни пытался, не смог…
…За окном, под лоу-фай мелодии винилового проигрывателя танцевали маленькие одуванчики, пока кавычка вдруг не подняла иглу и не заговорила…
– Каждая снежинка за окном имеет свою неповторимую форму.. и каждая шепчет.. даже сейчас.. о том, о чём хочет… Я им даже немного завидую, правда; мы так.. ведь, не можем… А шепчутся они.. потому что их всё равно никто никогда не слушает, а только слышат.. например, их скрип под ногами ранним утром по дороге куда-нибудь.. куда, верно, не хочется… – сладко баюкала кавычка.
– И как с этим быть? – подключилась скобка.
– Надо прислушаться… – ответила кавычка максимально тихонько.
Я не встревал в разговор, и не прислушивался ни к чему.. просто, лёжа на матрасе, с выключенным светом в ночи наслаждался премягким постукиванием в комнате. Словно, как тогда.. зажатый сугробом.. разглядывая ветви деревьев, и думая о тенях – лежал, так же гипнотически, зажатый ими и высматривал уже собственные гнетущие ответвления. Так сжалось сердце, как давно не сжималось, словно переспал я не с дуэтом бидзё, а с квартетом. Скобочка-скобочка, кавычка-кавычка, скобочка-кавычка, кавычка-скобочка…
– Ты что-нибудь слышишь? – придвинулась ко мне одна из них.
– Только их стук о стекло.
– Он не исправим, – подвела другая.
– Ну ты ещё научишься, уверена. – успокоила та, что придвинулась поближе, и принялась наглаживать меня по соображалке. Это была мягкая, как её ладонь, скобочка. Сам изгиб этой самой ладони во время процесса напоминал скобочку, поэтому, отсюда и прозвище. Вторая – колючая, как её язык, кавычка.
Мы все, совершенно голые и остывшие, лежали рядом на трёх матрасах, сложенных вместе. Картина сделалась завершённой: они дополняли голую