тебя в «Сиськах» никогда не видел, но босс всегда приглашал тебя в свидетели этого действа. Не знаю зачем.
Хотя нет, знаю. В представлении босса рояль был жертвенником, барышни – агнцами. Босс и выбирал таких: кудрявых блондинок помясистее. А сам босс был жрецом, который совершал обряд жертвоприношения Богу, благодаря его за то, что у него – у босса – есть бабки, клуб, рояль и что он всех на хую вертел. В прямом и переносном смысле. В общем, в сейшене участвовали «три Б» и аккомпаниатор. Барышня, Бог и босс в сопровождении рояля. Финишировали мы обычно вместе (и это при полном отсутствии слуха у босса!). Барышня удалялась, ты по-прежнему внешне никак себя не проявлял; босс же, закуривая, неизменно изрекал: «Все кончено, поскольку конечно». Нет, он не любил Юрия Наумова, этого единственного великого русского блюзмена; более того, никогда его не слышал. Это я как-то напел ему – и теперь, слыша эту фразу от довольно ухмыляющегося босса, неизменно проклинал себя за это. И, пытаясь хоть чем-то загладить свою вину перед Юрой, бабушкой, «Стейнвеем», прятался среди черно-белых клавиш рояля, выстраивая стену из аккордов между собой и остальным миром.
Сегодняшний Feelings закончился, босс застегнул ширинку и куда-то ушел, а я закрыл глаза, баюкая душу «Стейнвея» эвансовским Waltz for Debby. Женский голос вернул меня к реальности:
– Сколько тебе?
– Двадцать, – не открывая глаз, ответил я. А потом открыл. Девушка стояла около моего рояля и выглядела как иллюстрация к страничке «охуеть» в Википедии. И мне ничего не оставалось, как охуеть. Под эвансовский Waltz for Debby.
Пора перестать страдать и полюбить себя
– Двадцать? – переспросила она и посмотрела мне в глаза. Так заглядывают в дом, прижимая лицо к стеклу. – Пора бы уже полюбить себя и перестать страдать. – Она улыбнулась мне дымом тонкой сигареты More, а потом улыбнулась сама: – Чтобы перестать страдать и полюбить себя, надо использовать виски.
Вальс замер, замерли слоны, держащие на своих спинах мир с замершим «Стейнвеем»; замерла черепаха, уткнувшись в сигаретный дым, как в стену; замерло все, и только она – до замершего меня дошло, что я даже не спросил ее имени, – и только она медленно шла сквозь этот остановившийся мир, чуть заметно покачивая бедрами в такт застывшему эвансовскому вальсу.
Раз-два-три, раз-два-три – считало что-то внутри меня. Раз-два… на три она вдруг обернулась:
– Если хочется изящества, можешь налить виски в стакан и добавить льда.
Сегодня мне исполнилось тридцать. На часах 19:25. Жить мне осталось – четыре часа и тридцать пять минут. Пора бы уже перестать страдать и полюбить себя.
Southern comfort 100 proof
Отмирал я долго, а когда ожил, девушки нигде не было. «До-о-о», – очнулся «Стейнвей»; где-то в небе над «Стейнвеем», на большой высоте – там, рядом с тобой, если ты, конечно, есть, – в самолете Саша Васильев записывал строчки новой песенки: мое сердце остановилось, мое сердце замерло; тысячи девочек и мальчиков будут