то сие происходит только от того, что историю пишут не крестьяне, а помещики»[36].
Как и А.Н. Радищев, декабристы отрицали наличие крепостничества в древней Руси. «Предки наши свободные, предки с ужасом взглянули бы на презрительное состояние своих потомков»[37], – заявлял В. Ф. Раевский. Аналогичного мнения по этому вопросу придерживались и другие декабристы. «Беспристрастная история свидетельствует, – писал, например, М.А. Фонвизин, – что древняя Русь не знала ни рабства политического, ни рабства гражданского», что в жизни древних славян «преобладала стихия демократическая – общинная»[38]. В этих высказываниях, а они не были единичным явлением, явно преувеличены демократические черты в общественном устройстве Древнерусского государства. Тем не менее их значение исключительно велико. В них содержался политический заряд большой разрушительной силы, направленный против идеи об извечности и естественности крепостных отношений. А такая идея среди дворян имела тогда очень широкое распространение. Опровержение ее декабристы считали своей первостепенной задачей.
Подчеркивая преходящий характер крепостного права, декабристы решительно отрицали самую законность его. «Ежели это право законное, то что же беззаконное?» – резонно спрашивал А.Н. Муравьев у своих оппонентов из лагеря Скалозубов и Скотининых.
Декабристы считали крепостное право явлением относительно позднего происхождения. Они отвергали ссылки на «бродяжничество» крестьян как на причину их закрепощения. Истоки крепостного права декабристы искали в насильственных действиях помещиков и правительственной власти. Однако в силу классовой ограниченности своего мировоззрения и уровня развития современной им исторической науки они не дали да и не могли дать научно обоснованного ответа на вопрос о конкретных путях закрепощения крестьян в России. Их высказывания по этому вопросу отрывочны, лишены единства и в отдельных случаях близки к концепциям, бытовавшим в официальной исторической науке того времени. Так, М.А. Фонвизин в освещении интересующей нас проблемы фактически исходил из построений Густава Эверса. Он связывал начало закрепощения крестьян с нашествием на Русь монголо-татар и произведенной ими в 1257 г. поголовной переписи населения для обложения его данью[39]. Иную точку зрения высказал Н.И. Тургенев в книге «Россия и русские», опубликованной за границей в 1847 г. В этой книге Тургенев писал, что Борис Годунов был первым виновником униженного, рабского состояния русских крестьян. Фатальный закон, навсегда приковавший их к земле, на которой они находились в момент его обнародования, издан в 1593 г. В то же время, чтобы обеспечить исполнение этого закона, была произведена перепись всех крестьян. По мнению Тургенева, текст самого закона не дошел до нас. Известно только прибавление к нему, опубликованное в 1597 г. и ограничивавшее пятью годами срок, в течение которого можно было требовать возвращения крестьян, покинувших свое местожительство[40].
Следовательно,