из окошка на улицу. Дым остался клубиться в коридоре.
– Если ты забыл, я за красоткой уже несколько лет по всему Западу бегаю. И поверь, конца задания жду, как второго пришествия Света и Тьмы. Никому не позволю вставлять мне палки в колёса. Шаг влево, шаг вправо – найду на тебя управу, или твой труп. Лучше имей ввиду.
– Да понял я!.. – простонал Олег, потирая шею.
Годами он не чувствовал себя так жалко.
– Мешок с дерьмом, – хмыкнул Йенс, открыто презирая скорвена. Размял шею до хруста. Затем сказал. – Поднимайся. Чтоб завтра на плац явился свежим и бодрым.
Шатун, кряхтя, принялся вставать. Его ещё мутило после случившегося. В сторону сержанта даже не смотрел. Он за одну встречу разуверился, что имеет какой-либо вес в Несметном Легионе. Пожалел, что вообще взялся за этот контракт. Как мало кто в Равновесном Мире, нынешний заказчик вообще не прощал ошибок.
Сказочное богатство – эфемерная награда, соразмерная вполне реальной, жестокой расплате за провал.
Разговор можно было считать оконченным.
Крёгер пошёл по коридору к лестнице, чувствуя приближение припадка. Взглянул на часы, когда добрался до источника света. И действительно, вот-вот пробьют полночь.
Он ускорился и тихо, будто призрак, вошёл в помещение, отданное под казарму «Церберу». Ещё этим утром тут располагался лазарет.
Внутрь Йенс прошёл, будто невесомый фантом.
Большинство бойцов уже спало. Пустовали койки тех, кого отправили на смену в дозор. Он присел на спальный мешок. Тихонько открыл рундучок, в котором оставил походную суму. Из неё вытащил тёмный пузырёк.
Антидота оставалось мало. Крёгер наклонил сосуд и высыпал на ладонь скрученный, высушенный и оттого бурый лепесток – таёжный кровоцвет. Во всём Равновесном Мире не нашлось иного лекарства, способного подавлять мутацию.
Наступил новый, седьмой день эпохи Семи Лун.
Так что пришла пора принять очередную дозу.
Йенс разжевал лепесток, вымоченный в меду, и проглотил. И сладость, и гадость. Снадобье подействует в течение минут пяти. А до тех пор сержант чувствовал, как зверь бушевал внутри его тела, отчаянно пытаясь вырваться наружу.
Головорез прилёг в попытке расслабиться. Этой ночью приступ дал о себе знать раньше, обманывая приливом звериных сил. Всё в прок, что служит аргументом.
Сердцебиение учащалось. Кровь будто кипятили в чане на огне. Пот начал стекать градом. Откуда ни возьмись, его охватил голод определенного толка: жажда человеческого мяса.
Вместе с тем Йенс почувствовал себя живым, как никогда. Это временно. Пару раз он уже обращался в чудовище, охотился, рвал на куски селян. И всё помнил, что хуже.
Ночные вылазки всегда претворяет мутация. Сама конституция тела меняется. Кости удлиняются и преобразуют свою форму. Мышцы разрастаются, как на дрожжах. Из-под кожи так и прёт шерсть. Зубы выпадают, а на их месте нарастают волчьи. Ногти осыпаются, уступая место когтям.
Процесс не быстрый. Сопряжён с невообразимой, нескончаемой болью, по-настоящему сводящей с ума.