надоело коченеть на ветру, но хотелось завершить работу.
– Ничего! – ответил я, стараясь казаться веселым. – Раз Кравченко пожелал помочь, справимся!
– Откуда я знал? – начал оправдываться Кравченко, продолжая дуть в ладони, чтобы отогреть замерзшие руки. – Тут одной банки тушенки явно мало будет. Эх, вернуться бы скорее домой! Знали бы вы, сколько мы осенью заготавливаем пол литровых банок тушенок! Сотни две! А то и больше!
– Зачем же вы добро переводите на отходы? – удивился Уськов. – Так много мяса?
– Мы каждый год покупаем лицензию на лося, на кабана.
– И ты ходишь на охоту? – удивился я.
– А как же! – гордо ответил Кравченко. – Раньше я не ходил. Охотились мой батя и дядя Матвей. Однажды дядя Матвей выстрелил в кабана, он упал. Дядя только подбежал, чтоб посмотреть, тот выскочил и на него. Дядя оплошал, не перезарядил ружьё после выстрела, попытался спрятаться, побежал, но не успел. Кабан ударил его сзади, сломал ему позвоночник, а затем полоснул клыком. Отец не смог его довести до больницы, помер по дороге. Потом батя уже начал в лес брать меня.
– Ты стрелял кабана? – спросил Уськов.
– Мне было четырнадцать лет, когда я взял своего первого кабана. А в пятнадцать меня чуть не подмял лось. Батя его ранил, а я, дурак, выскочил ему наперерез и нажал на курок. Не подумал, что я на лыжах. Представляешь, бежит на меня туша, килограммов пятьсот с лишним, а я не могу сбросить лыжи, чтоб спрятаться за деревом. Дурень, я их еще дома привязал веревкой, чтобы не скидывались с валенок.
– Как же ты остался живым? Брюки, небось, мокрые стали? –засмеялся Уськов, хлопая его по плечу. – Али, липкими?
–Тебе смешно… Я тогда, на самом деле, чуть в штаны не наложил. Можешь вообразить, такая туша с мясом, громадина?! И она несется в мою сторону, поднимая облако снега. Думал, мне каюк. И вдруг, о, чудо! Не добежав всего, каких-то, три метра, падает замертво. Батя тогда чуть меня не прибил, хотел…
Он не успел договорить. Как это обычно бывает на севере, вдруг выскочивший ниоткуда шквальный зюйд-ост сорвал лодку с места и потащил в сторону моря. Кравченко начал натягивать на себя брезентовый плакат, чтобы укрыться от ураганного ветра.
– Отставить! – заорал я. – Налечь на весла!
Они схватились за весла и начали отчаянно грести. Но лодка вместо того, чтобы двигаться в сторону причала, лишь отдалялась от него. Вдруг я с ужасом понял, что начался отлив. Лодка, убыстряя движение, все дальше и дальше уходила от освещенного берега, не оставляя нам никакой надежды на возвращение. Внезапно ветер прекратился, чтобы через несколько секунд обрушить на нас снежную лавину. В считанные секунды снегопад закрыл от нас берег с его яркими прожекторами, и мы очутились в кромешной темноте. Ничего не видно! Нас несло, как спичечную коробку по бурной реке. Где же маяки? Неужели, мы проскочили мимо стоящих на приколе субмарин и кораблей на Святоносском заливе? Они же должны были быть! Хотя Лякумович нас высадил в нескольких милях от базы, на строительном причале, но, все равно, мы должны были увидеть