сгорбленная женщина, мать убитой, стискивающая в руках сумку, как будто держала в ней всё, что осталось от её жизни.
Соколов и Павлов пробрались сквозь толпу, осторожно показывая документы полицейским на входе. Мать убитой, услышав их, встрепенулась и, обращаясь к Соколову с отчаянной интонацией, воскликнула:
– Лиза… моя Лиза! Кто мог это сделать? Весь день сидела в этих своих интернетах, не отрывалась, а я и подумать не могла…
Соколов коротко кивнул, жестом прося её не продолжать. Слова матери отозвались в тишине тяжёлым эхом, и Павлов вздохнул, уводя её к креслу в прихожей.
Соколов и Павлов вошли в квартиру, где всё говорило о недавней жизни, оборванной резко и бессмысленно. В комнате, окружённая бледным светом настольной лампы, на полу лежала Елизавета. Молодая, 27-летняя вдова, потерявшая мужа три месяца назад, теперь и сама застыла в этом символическом жесте, с руками, сложенными на груди, и лицом, уставившимся в потолок.
Марина, быстро оценив обстановку, подошла к телу Елизаветы и начала детальный осмотр, аккуратно ведя записи. Когда Соколов приблизился, она спокойно и профессионально начала докладывать, указывая на несколько особенностей.
– Причина смерти —удушение. Следы на шее оставляют впечатление, что она не ожидала нападения, – начала она. —Но тело выглядит неестественно. Видно, что после смерти с ним что-то делали.
Соколов нахмурился, а Марина продолжила:
– Глаза жертвы специально открыли, чтобы она будто бы "смотрела". И поза рук —такая же, как и в прошлом случае, с характерным положением мизинца. Мизинец прикрывает обручальное кольцо, словно бы этот жест был задуманным.
Она кивнула, указывая на руки Елизаветы, сложенные на груди почти в ритуальной позе. Соколов отметил про себя, что Лебедева всегда улавливала детали, которые могли ускользнуть от него, и сделал несколько записей, стараясь осмыслить услышанное.
В этот момент к телу вдруг рванулась мать Елизаветы. Соколов быстро отступил в сторону, давая ей подойти ближе, но тут же кто-то из лейтенантов попытался удержать её. Женщина в горе и слезах уже тянулась к безжизненному телу дочери, и лейтенант, понимая это, пробормотал извинения.
– Простите, Игорь Николаевич, —обратился он к Соколову, слегка сбитый с толку. – Она прорвалась, не уследил.
Соколов коротко кивнул и, подойдя ближе к матери, мягко взял её под руку, помогая выйти в коридор, подальше от тела.
– Давайте пройдём на минуту сюда, —спокойно произнёс он, оглядев соседей, которые, заинтересованно выглядывая из дверей, следили за каждым движением.
На улице женщина, не отпуская Соколову руки, всхлипывала и прижимала к груди потёртый платок. Её глаза были полны горя и отчаяния.
– Скажите, может, в последнее время что-то тревожило Лизу? —осторожно спросил Соколов, внимательно изучая её лицо, стараясь понять, насколько она готова говорить.
– Да откуда ж я знаю… Уму непостижимо! Мой ангелочек! —причитала мать, едва сдерживая рыдания. – Недавно ведь Валерку похоронила…