она прижимала руки к груди и закатывала глаза.
– Извините, доктор Воллис, но я этого выдержать не могу, – срывающимся голосом объявила она. – Они же кричат от боли. Они мечутся по вольеру и не понимают, за что их так мучают. Они кричат и стонут. Я не могу на это смотреть спокойно, у меня сердце разрывается.
Пришлось отпустить ее в двухнедельный отпуск, пока ситуация не успокоится. Сам доктор Воллис находился в кабинете и к вольеру не подходил, не мог себя заставить, несмотря на то, что просто обязан был показать своим сотрудникам личный пример. Зрелище бьющихся в истерике крыс превышало возможности его нервной системы, зато Эмилия с блокнотом, в котором фиксировался номер крысы – нарушителя границы и время, когда это произошло, сидела около вольера и неотрывно смотрела сквозь стекло. На ее глазах одинокие крысы-перебежчики переходили красную черту, наступали на невидимые датчики и, получив разряд тока, с жалобным писком в конвульсиях скатывались с горки в зону спокойствия, после чего напряжение от вольера отключалось. Остальные крысы также подвергались экзекуции, они пищали и дергались от токовых ударов по всей поверхности вольера, невинно страдая за чей-то переход границы, но на данном этапе эксперимента Эмилию не интересовали.
Это повторялось раз за разом: бессмысленно и тупо визжали крысы, не понимающие смысла красной черты, для их сознания это место ничем не отличалось от любого другого. Они поднимались, привлеченные запахом свободного поля, а может, просто случайно забредали в запретную зону, падали, сраженные электрическим разрядом, но через некоторое время, казалось, напрочь забыв, чем в последний раз это восхождение закончилось, опять лезли к норе, – снова разряд, жалобный писк, конвульсии и падение. Во всех остальных местах вольера ни в чем неповинные крысы также бились в судорогах. Это продолжалось без конца, без перерыва, без надежды, что
может когда-нибудь прекратиться.
Для человеческого сознания зрелище самобичевания крыс было труднопереносимым. Через пару часов сотрудники уже не могли видеть и, главное, слышать бесконечные разряды тока в вольере и тоны коллективно наказанных крыс. Известно, что цивилизованный человек не любит смотреть на сцены массового ужаса, голода, страданий. Это мешает спокойно жить, подрывает основы наивной веры в тотальный гуманизм, общую гармонию, поэтому наиболее впечатлительные сотрудники, сославшись на самые разные причины, отпросились домой уже до перерыва на обед.
Для доктора Воллиса, полностью отгородившегося от реалий эксперимента в своем кабинете, сейчас было важно только одно: узнать, через какое количество неудачных и очень болезненных попыток крысы наконец поймут, что туда, наверх, на горку, к норе, ведущей на свободу, хода нет. «Вход воспрещен!» – должно быть записано, зашито в их сознании, без объяснений, почему запрещено, кто запретил. Безликий и категоричный запрет, его нарушение вызывает неотвратимое наказание, распространяющееся на всех. Другого