произошло с ним. Выехав из Самарканда, он исчез, и мы думали, что он может нуждаться в помощи. Добравшись до Лодзи, мы немедленно вышли при помощи отца на политическую организацию, к которой Иегуда принадлежал. К нам явились двое мужчин, очень молчаливых и спокойных, как он сам, и расспросили нас досконально обо всем, что мы знали про его планы. Мы, конечно, ничего не знали. В конце разговора они сказали, что в ближайшие дни их люди выедут на поиски.
После нескольких дней раздался стук в дверь нашей квартиры в Лодзи. Вошел Иегуда, улыбнулся этой своей теплой непроницаемой улыбкой и рассказал, что он демобилизовался из советской армии и, услышав об арестах на границах, залег на дно, прервал все связи. Далее на оставшиеся золотые монеты купил документы на другую фамилию и стал, согласно им, цыганом, который спешит в Польшу, чтобы догнать свой табор. Таким образом он только что добрался до Лодзи.
Мы так и не узнали, кем на самом деле был Иегуда, откуда он пришел, было ли то, что он нам рассказал, правдой или нет и что в конечном счете с ним стало. Но в истории Иегуды заложен опыт миллионов перемещенных лиц, которым пришлось прибегнуть к перемене личности – и, возможно, преступности – в поисках новой жизни и семейных связей, реальных или вымышленных, посреди руин старой Европы.
6. Польша в гражданской войне
Мы прибыли с мамой в Лодзь в феврале 1946 года. Многое там было еще «довоенным» – улицы, дома, еда, люди. Во время войны Лодзь была мощным центром текстильных заводов, принадлежавших немцам и работавших на армию. Город остался относительно не тронутым бомбежками союзных войск. Одно изменилось: исчезло все еврейское население. Варшава, предвоенная столица Польши, была разгромлена во время антинемецкого восстания, и в 1945 году Лодзь превратилась во временную столицу польского государства.
Отец встретил нас у поезда из Вильно, и мы с ходу попали в очень дорогой фешенебельный ресторан, явно слишком прекрасный для моих тогдашних предпочтений. Я недоедал четыре года, а это значило постоянное чувство нехватки еды, даже когда желудок полон. Теперь за каждым стулом стоял официант. Когда я положил на минуту нож и вилку, чтобы передохнуть – я не мог есть так много и так быстро, – чужая лапа протянулась над моим плечом и убрала мою тарелку. Мне инстинктивно захотелось его ударить, я реагировал как собака, у которой отбирают кость. А официант просто поставил передо мной следующую тарелку, наполненную прекрасной едой.
Родители говорили беспрерывно о том, что происходило с ними в течение последнего года. Вспомнив обо мне, отец повернулся и сказал: «Тодик (это было мое семейное имя), мы опять живем нормально. Если чего-нибудь хочешь, ты скажи». Прозвучало как: «Хочешь мотоцикл? Или другую дорогую игрушку?» Я явно удивил его, спросив: «Движение легально?» Он ответил: «Да, легально». «Если так, хорошо, своди меня туда». Он сказал: «Передохни и освойся, через несколько дней я тебя возьму в местное отделение Движения». Я ответил: «Нет, завтра!» – «Ну, хорошо, завтра».
Так