– два пальца в рот, а перед этим полведра воды внутрь.
И после этого она больше ничего не ела. Ну, почти ничего. Кое-что ей умудрялась приносить Мельба. Но служанке полагалось принимать пищу в общей обеденной зале вместе с другими монашками, и те следили, чтобы она ничего с собой не унесла. А Изабелле подавали отдельно – прямо в ее келье. И это еще больше убедило ее в том, что ее действительно хотят отравить. Тем более, что данный монастырь находился под особым попечением королевы.
Мда… Серьезно за нас Матильда решила взяться. Пожалуй, дядюшка прав – не случайно с нами только двадцать гвардейцев, да и те, как я успел заметить, какие-то не слишком надежные. На меня, по крайней мере, посматривали всю дорогу с плохо скрываемой насмешкой. Ничего, будем решать проблемы по мере их поступления.
А теперь вопрос. Что мне дальше с женой, которая то ли еще голодная, то ли уже объелась, но еще этого не поняла, делать? Откровенно говоря, я очень рассчитывал на бурную ночь, а теперь, видимо, придется об этом забыть. Жаль. Но я же не озабоченный зверек, чтобы ее в таком состоянии еще и близостью мучить?
Нет! Я-то не зверек, но вот Изабелла – зверь!
Уже утро, лежу навзничь на разложенном диване, благо карета большая, все в ней помещается, и пытаюсь осознать, что же это такое было ночью. А я еще гордился, что только я один в этом отсталом мире что-то понимаю в интимных вопросах. Или просто госпожа герцогиня оказалась столь талантлива? Или это монастырский уклад жизни на нее так повлиял, и она представила, что теперь навсегда может остаться по ночам в одиночестве? Или еще что, не знаю. Но только устроила она такое, что даже в моей прежней жизни, полной богатого опыта близкого общения с весьма активными дамами, можно по пальцам одной руки пересчитать.
Наша карета тряслась и подпрыгивала, оси прогибались и скрипели (в последнем не уверен – может быть, это был диван), а Изабелла, нисколько не стесняясь и не сдерживаясь, издавала такие звуки, как будто поставила себе целью спародировать весь известный ей животный мир. Ну, и я не ударил лицом в грязь. Выдержал, поддержал. Справился, одним словом. Когда она, наконец, угомонилась, почувствовал, что хочу есть не меньше, чем Изабелла тремя часами раньше. Кстати, составить мне компанию в этой ночной трапезе госпожа герцогиня отказалась. По крайней мере, я так истолковал ее разворот лицом к стенке кареты и послышавшееся буквально спустя секунду ровное дыхание.
А повезло мне с женой, надо сказать. Особенно она хороша, если ее несколько дней не кормить. Тогда и спесь куда-то пропадает, и ведет себя по-человечески. Вон, даже попытки не сделала, проснувшись, меня с дивана столкнуть. А я помню тот свой полет, в который она меня ногой отправила.
Увы. Не ошибся я. Вся причина удивительной покладистости и нежности Изабеллы заключалась в добровольной голодовке. И в том, что я ее покормил. А еще говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Мол, пришел вечером с работы мрачный и раздраженный, а ему бух! в тарелку чего-нибудь вкусного, да побольше.