им диван, пусть спят в относительном тепле. Дядюшка как-то неожиданно привычно (Где он только мог к такому привыкнуть? Или до того, как стать монахом, он повоевать успел и в походы походить?) устроил себе постель из еловых веток, накрыл ее попоной, укрылся другой и почти сразу начал похрапывать.
Я сначала подумывал о том, чтобы посторожить моих спутников, а то еще разбегутся ночью, но потом решил, что если хотят по ночному лесу побродить, то и леший с ними. Чтобы не слушать издаваемые Родриком рулады, расстелил попону с другой стороны от кареты, улегся на это весьма жесткое ложе и постарался как можно лучше завернуться в одеяло, которое счел возможным позаимствовать у жены и служанки – и под одним не замерзнут.
И вот тут я и понял, что такое этот «стокгольмский» выверт мозга. Едва начал засыпать, как услышал тихий скрип открывающейся дверцы кареты. Сразу проснулся и насторожился. Изабелла все-таки решила сбежать? Или, простите, по нужде приспичило ей или Мелли? Оказалось, что и ни то, и ни другое. Изабелла, а это была она, быстро скользнула под мое одеяло и замерла. Я ее тут же всю ощупал. Не подумайте чего. Обыскал на всякий случай. Может, она с каким-нибудь кинжалом ко мне пришла, чтобы подать на развод самым радикальным образом? Но нет. Ничего острого при ней не было. Да и где бы она могла его спрятать, если на ней оказалась только та самая ночная рубашка так раздражающего меня дизайна?
И что она хочет, и чего от меня ждет, было понятно. И я подумал, что это тоже не самый плохой способ девушку успокоить. Старый, как мир, и действенный практически без сбоев. Впервые воспользовался тем самым отверстием в одеянии супруги, которым до сего момента упорно пренебрегал. Удобно, если на природе, если холодно, если одеяло не самое большое. Без излишних фантазий, как это называется в шутку, – медленно и печально. В смысле – без спешки и нежно. Изабелла – сама любовь и покорность! Впрочем, любовь – это вряд ли. Не поверю, что за день путешествия в карете в обществе моей любовницы, да под ее рассказы жена могла ко мне этим чувством так проникнуться. Подозреваю, что она думает, что близостью со мной гарантирует или хотя бы продлевает свою жизнь.
Проснулся с ощущением лишнего веса на себе. Ясно, это Изабелла ночью почти взобралась на меня. Не привыкла спать на жестком, однако. Кстати, я тоже. Всю спину отлежал – и мышцы, и даже кости.
Под не самое лучшее настроение провел воспитательную беседу с Мелли, которая со слезами на глазах утверждала, что не виновата. Это Изабелла ее сумела разговорить, как какой-нибудь опытный опер в моем прежнем мире. Но ничего страшного в том, что жена теперь знает о любовнице, нет. Ревновать к представительницам низшего сословия здесь не принято. Все благородные мужчины не брезгают молоденькими служанками, это в порядке вещей. Ну, это я и так знал. Да и ревнует или нет Изабелла, мне, признаюсь, без разницы. Она, между прочим, меня убить намеревалась, так что такую обиду перетерпит как-нибудь. Но все равно указал Мелли на недопустимость делиться хоть с Изабеллой, хоть с кем