под тяжестью снежных пластов, пушистые сугробы громоздились между деревьями, полосатые тени мелькали под полозьями.
Солнце скрылось, пришла пора возвращаться. Теперь уже Нюрка нетерпеливо дергала барыню за рукав, уговаривая повернуть коней, но та все отмахивалась, наслаждаясь быстрой ездой и свежим воздухом. Она раскраснелась, огненно- медные пряди выбились из- под мехового капора, припухшие губы были растянуты в блаженной улыбке.
Вдруг повозка остановилась, Кузьмич повернулся к девушкам, неуверенно оглядываясь по сторонам.
– Слышь, барышня, поворачивать бы надо, дороги- то дальше нет.
– А куда ж она делась? – удивилась Ольга.
Они столько раз ездили по этой дороге, что она была знакома им до каждого пенечка, до каждой сломанной ветки. Но сейчас, и правда, впереди темнел подлесок, переходящий в такую же непроходимую еловую чащу, как и по сторонам. Небо меж тем затянулось тучами, стало заметно темнее и холоднее, поднялся ветер.
– Поворачивай, Кузьмич, – Ольга махнула рукой.
Кони пряли ушами, фыркали и подрагивали кожей на крупах. Их явно что- то беспокоило. Кузьмич стал осторожно их разворачивать, но они внезапно дернулись вбок, как бы отшатнувшись от чего- то, невидимого человеческому глазу. Сани дернулись, стали заваливаться на бок, выплюнув из себя седоков. Все трое покатились по белому снегу, застряв в придорожном сугробе.
Пока они выбирались, отплевываясь и отряхиваясь, повозки и след простыл. Ошалевшие кони с громким ржаньем растаяли в надвигающихся сумерках, утащив за собой новенький возок.
Ольга стояла на дороге, вглядываясь в лесную чащу. Ее внутреннее чутье подсказывало ей, что неспроста все это, ох, неспроста. И тревога за спутников исказила правильные черты ее безукоризненно красивого лица. За себя она не боялась, и не из таких передряг за свою долгую жизнь она выпутывалась. Это на вид ей было двадцать, а на самом деле жила она на этой земле уже семьдесят лет, и еще столько же прожить собиралась, если кол осиновый в сердце никто не догадается забить.
Холодный ветер начал пробираться под теплые меховые одежки, Кузьмич притопывал на ходу ногами, Нюрка начала хныкать. Вот уже около часа шли они по направлению к городу, пытаясь согреться быстрой ходьбой. Совсем стемнело, не было даже луны. Надвигалась пурга, снег сек лицо, на глаза наворачивались слезы.
Нюрка уже тихонько подвывала, Ольга, супротив своего обыкновения, кричать на нее не стала, только повторяла:
– Все будет хорошо, еще немного осталось.
Это пугало бедную девку еще больше, она привыкла к нарочитой грубости своей барыни, и такое непривычное обращение доводило ее до грани обморока.
– Слышь, барыня, как бы нам дорогу не потерять во тьме- то, – это пробурчал кучер.
– Не бойся, Кузьмич, я пока все вижу, ты же знаешь, я как кошка.
Кузьмич проворчал что- то себе под нос. А Ольга видела все прекрасно, но это не прибавляло ей бодрости. Вот уже минут десять как наблюдала она серые тени, мелькающие за деревьями в лесу с той стороны,