травят собаками, кормят червями, заставляют работать на стройке в Кашланах по двенадцать часов в сутки… Надзиратели – звери, охрана – цепные псы. Люди там долго не выдерживают, превращаются в скелеты. Все соки из них выжимают, а потом умерщвляют, или сами «коньки отдают», привозят новых. Идейных противников режима там крайне мало, основная масса – случайные люди…
– Да ну, мужик, ты что-то загнул, на Украине нет фашистских лагерей. Правые радикалы есть, но это… как бы их личное дело, не отражающее идеологию государства. Ты уверен, что ничего не перепутал, старлей?
– Две недели провел в этом лагере, – пробормотал Илья. – Рад бы ошибиться, но долговременными галлюцинациями пока не страдаю… Значит, не слышал ничего об этом «увеселительном» заведении?
– Да как тебе сказать… – Николай задумался. – Беленск – это вроде недалеко, но точной информации, тем более такой горячей, у меня нет. Под Беленском фигурирует некий фильтрационный лагерь, где содержат опасных сепаратистов, но там запретная зона, все засекречено. В Кашланах строят коттеджный поселок, но кто строит, для кого – не задумывался, старлей. И, опять же, охраняемая территория. Нам оно надо? Сочиняешь, поди, – шумно выдохнул он, – сказки рассказываешь. Я не говорю, что у нас сплошные ангелы, но это чересчур. Мерзко это, старлей, не верю. Ладно, не морочь мне голову, новую жизнь хочу начать, забыться. Работать буду, деньги зарабатывать. Может, стану еще преуспевающим предпринимателем. – Николай как-то неуверенно рассмеялся.
– Ладно, топай, – махнул рукой Илья. – Предпринимай, преуспевай. Не боишься, что ваши придут мстить за дезертирство?
– Не боюсь, – вяло усмехнулся Николай. – Устал бояться. Если найдут – постою за себя.
– Да неужели? – пробормотал Илья, включая передачу. – Ладно, двигай. Удачи тебе.
Он развернулся и покатил обратно в центр. Несколько минут Николай стоял в оцепенении, потом вышел из задумчивости и зашагал к калитке. Она оказалась закрытой на замок. Ключей у него, понятно, не было. Он растерянно осмотрелся. В доме через дорогу кто-то подглядывал за ними в окно. Знакомая фигура – баба Люба, жива еще, курилка старая. Как всегда, прилипшая к этому окну… Он помахал ей рукой – эта старая выдра никогда на зрение не жаловалась. Может, и узнала пропавшего два года назад соседа, но виду не подала, отступила в тень. Он нажал коленом на калитку в районе замка, и та, заскрипев, открылась. Замок проржавел – надо менять. Николай брел по саду, где царило раздолье сорняков – многие высотой в человеческий рост, под которыми скрылись грядки, клумбы и дорожки, и приходилось продираться, как через джунгли. Ключ от дома лежал, как водится, под горшком с засохшей пальмой – неподвластный ветру, сырости, холодам, воришкам. Прежде чем открыть дверь, он совершил вояж по периметру здания, отрывая доски, набитые на закрытые ставни. Поразительно, но дом не посещали! В этом был определенно добрый знак. Николай вошел внутрь, справившись с тугим замком, побродил по дому, раскрывая окна, чтобы выгнать