принес эти летние запахи?
Поведение Цветкова мне все больше не нравится. Он идет неторопливо, поглядывает по сторонам, порой даже насвистывает какой-то неопределенный мотив, время от времени останавливается, прислонившись к дереву.
– Ты чего? – спрашиваю я.
– Отдохну малость.
– Такими темпами мы и к ночи лес не пройдем.
Цветков добродушно усмехается:
– Чудак ты, лейтенант. Мне-то куда спешить? В трибунал, что ли?
Я краснею, бросаю резко:
– А ну, пошли!
Мы идем все дальше в лес. Теперь последний – я. С раздражением гляжу на брюхатый рюкзак Цветкова. У нас продукты на исходе, а его сала, пирожков и оладьев хватит, небось, еще на неделю.
Дорога, больше похожая на тропу, упирается в лужу. Филенко обходит ее. Цветков шагает напрямик, звучно ступая по воде. Брызги летят мне на шинель. Невольно замедляю шаг.
И вдруг, рванувшись в сторону, Цветков бежит. Между берез мелькает тугой рюкзак.
Бросаюсь следом. Рядом тяжело топает Филенко. Не выйдет – догоним!
Я здорово запыхался. Но и Цветков бежит медленнее. Внезапно, прыгнув в сторону, хватает суковатую палку.
Достать пистолет? А если не испугается? Выстрелить в ногу? Но что потом делать с ним, с раненым?
Так и не успеваю ничего придумать. Цветков вдруг останавливается, бросается на меня, но летит на землю от подножки Филенко. Мгновенно закручиваем ему руки за спину.
Еле сдерживаясь, говорю:
– Ты это брось! Еще раз побежишь – застрелю.
На всякий случай связываем ему руки за спиной. Он сидит на снегу, тяжело дыша. Снег мокрый, с грязью, и шинель его медленно темнеет.
– Вставай, пошли!
– Развяжи руки!
Вставай, тебе говорят:
– Пока не развяжешь руки, не пойду.
– А ну, вставай!
Наконец добираемся до лесосмуги – так здесь называют лесные полосы.
Он сплевывает на снег.
– Не пойду.
Развязать ему руки? Нет, Цветков не из тех людей, кому можно безнаказанно уступить. Но тогда что делать? В учебниках права на такой случай никаких рекомендаций не было.
Прошло минут пятнадцать. Тучки, появившиеся в небе с полудня, как назло, сходятся прямо над нами. Вот уже и дождик накрапывает.
– Так не пойдешь?
Никакого ответа.
– А ну-ка, давай, – говорю я Филенко.
Мы берем Цветкова под руки и волоком тащим назад, к дороге. Он нелепо перебирает ногами, пытаясь вырваться. Когда выбираемся на дорогу, хмуро кидает:
– Пустите, сам пойду.
И снова идем. Уже пора быть просеке, про которую говорила колхозная бригадирша. Но просеки нет. Идем еще с полчаса – нет. Вот так история…
Теперь уже ясно: пока мы гонялись за Цветковым, дорогу потеряли. Теперь идем по какой-то другой, мало ли в лесу дорог!
Впрочем, меня это не встревожило. Как истый горожанин, я всегда считал, что любая дорога, большая или малая, рано или поздно обязательно куда-нибудь выведет.
Увы, эта дорога