хлопотать о визе в рай. Мы поздоровались. Дед тоже поздоровался, зевнул и помянул Господа. Охотничья двустволка у него за плечами непочтительно глядела в небеса.
Через пять минут я знал все, что нужно. Агроном? Цветков-то? Живет, а как же, вон в том самом доме и живет. Где ставни синие, там бухгалтер квартирует, а где на проулок окна – там Цветков. Дома ли? А где же ему быть? Вчерась дома был, в отъезд не собирался…
Ну, что ж, спасибо, дедушка!
Задами подошли мы к дому, стали между сараями. Дальше что?
Постучать? Могут не открыть. Ломать дверь? Это не так-то легко. К тому же он может отстреливаться. Или просто выпрыгнуть в окно.
На всякий случай я подобрался к стене дома. К окну не подошел: ставни были открыты, а из комнаты улица видна гораздо лучше, чем с улицы комната.
Конечно, стоять на виду у стены было глупо. Но мне показалось, что в доме кто-то говорит. Я прислушался – сплошное шипение. Потом что-то щелкнуло, и послышалась музыка. Обыкновенный приемник!
Приемник? А может, это и использовать?
Мы с Филенко подвинулись чуть правее: отсюда была видна и дверь дома, и окно с раскрытыми ставнями. Потом стали ждать.
Через полчаса, а может, минут через сорок за дверью полязгали засовы, позвякали крючки, и на крыльцо вышел тощий человечек в шубе, накинутой прямо на белье. Он с сомнением поглядел на небо, иронически хмыкнул и вприскочку направился в угол двора.
Скользнул вдоль сараев, я бросился в дом. Филенко остался снаружи.
Сени. Две двери. Левая – это к бухгалтеру. Прямо… На всякий случай я тронул дверь… Она открылась прежде, чем я успел сообразить, хорошо это или плохо.
Нет, не такой представлял я себе встречу с преступником!
Спиной ко мне перед зеркалом стоял человек и брился, был он в бриджах, нижней рубашке и мирных шлепанцах на босу ногу. Гимнастерка с портупеей висели на спинке стула.
Рядом, на кровати, лежала женщина, молодая и довольно красивая, должно быть, та самая Надя… Увидев меня, она не слишком быстро и не слишком медленно потянула одеяло на грудь.
– Извините, пожалуйста. – Дурацкая фраза вырвалась у меня прежде, чем я успел прикусить язык.
Цветков не спеша повернул голову и спросил:
– Это еще что?
Я глянул в угол на полированный ящик немецкого приемника и довольно угрюмо пробормотал:
– Предъявите свои документы на право пользования радиоприемником в военное время.
Цветков с полминуты поглядел на меня и спокойно сказал:
– Давно служишь?
– Что?..
– Служишь давно?
Мой голос звучал растерянно, его – пренебрежительно.
– Два месяца служу.
– В комендатуре?
– В комендатуре.
– Стариковская работа. Тебе-то что там делать, лейтенант? На фронт просись, ордена добывать.
Я опустил голову. Мы оба играли. Он – роль бывалого фронтовика, я – глуповатого, исполнительного по молодости лет службиста. Я видел его игру, видел ли