к ней все быстрее.
Она попятилась, ничего не понимая, но чувствуя неладное, запнулась о корень дерева и упала прямо на сломанную руку, скорчившись и взвыв от ужаса и боли. Сергеевна пыталась подняться, оперевшись на здоровую руку, но так и не поднялась. Не следовало ей спотыкаться. Впрочем, даже если бы не споткнулась, разве сумеет больная старуха далеко убежать.
10
Помню, как мы сдались. Начинался закат, воздух уже был оранжевым, привычно похолодало. Мы собирали валежник для сна, у Лики впервые за несколько дней было хорошее настроение. Она говорила, что сегодня мы должны были вернуться в Москву, а значит, завтра-послезавтра ее отец поймет, что что-то случилось, и начнет нас искать. Он поднимет на уши всю республику, заглянет под каждый куст, под каждый камень, он найдет нас, чего бы ему это ни стоило. «Ты просто не представляешь, что за человек мой отец, – говорила она, – это самый крутой мужик на свете».
– Завтра, послезавтра максимум, мы проснемся от шума вертолета, вот сюда упадет веревочная лестница, мы откроем глаза и увидим, как в небе мой отец высовывается из двери вертолета и орет в рупор: «Сколько можно спать, кто рано встает, тот хорошо живет, умывайтесь и поднимайтесь, в темпе, в темпе, я опаздываю на встречу!» Ты его не пугайся, он резкий, разговаривать может грубо, зло даже, но он не злой совсем, он хороший человек, просто общается вот так. Вы похожи, кстати, с ним, думаю, ты бы тоже могла бизнесом заниматься.
– Я резкая и грубая?
Лика всмотрелась вдаль, прищурилась и сказала:
– Там сидит человек.
Я решила, что она просто уходит от ответа, и разозлилась.
– Там никого нет, не переводи тему.
– Там человек. К сосне привалился.
Я обернулась. Лика бросила палку на землю и пошла, прихрамывая на обе ноги, я пошла за ней. Не знаю, на что мы рассчитывали, мы видели издалека, что человек не шевелится, и поэтому даже не звали, просто молча ковыляли, в надежде, я не знаю, на что, может, на то, что он просто спит. Лика дошла до человека и остановилась. Я увидела, как она протянула руку и сразу же отдернула ее, все было очевидно, но все равно зачем-то продолжила идти.
Старуха в красной спортивной куртке сидела, привалившись к валуну, роились мухи. Ее голова лежала на груди, свисали редкие седые волосы. Лица не было видно. Я посмотрела на синеватые руки, на вздувшееся под курткой тело. Наверное, там все кишит личинками. Рядом стояло пустое ведро, на дне налипло несколько листьев.
– Пойдем отсюда, – сказала я.
Мы повернулись и дошли до лагеря, посмотрели на кучу валежника и, не сговариваясь, пошли дальше в лес.
– Она грибы выкинула, – сказала Лика непонятно зачем, все и так было ясно. – Собрала грибы, заблудилась, тяжело нести стало, грибы выкинула, ведро бросить было жалко. Так и шла с ним.
Я не видела ее лица, но мне показалось, что она плачет.
– Мы не выберемся отсюда, да? – сказала она вдруг очень спокойно. – Нас никто не найдет. Как нас искать в этих бескрайних лесах? Мы умрем здесь.
Я остановилась и прислонилась