жениха Хава не стала спорить с родителями и покорно согласилась уехать с мужем в далёкий горный аул, где он проживал в одном доме вместе с престарелыми родителями. За ними требовался хороший уход, к тому же семья вела большое хозяйство и молодых женских рук в доме очень не хватало. Тихая, во всём покорная Хава, с детства привыкшая к тяжёлой работе, не ждала другой участи в браке. Ей предстояло делать всё то же самое, что и дома, только теперь с чужими людьми. И она, не возражая, согласилась на это.
Вскоре у неё появился первый сын, но Али, всегда мечтавший о мальчике, не мог рассчитывать на внука. По традиции, рождённые дети принадлежали только семье мужа. Впрочем, давно очерствевший душой Али совсем ни в ком не нуждался. Фирузе по-прежнему ткала ковры и тем самым зарабатывала деньги на всю семью, дочери вели хозяйство, мать следила за порядком и его всё устраивало. Не болея сердцем за свою семью, Али предпочитал проводить время в компании других мужчин, за стаканом араки обсуждая политику и новости, прочитанные в газетах.
Когда его друг и сосед Джамалутдин сказал ему, что Саида приглянулась его племяннику Кантемиру, Али только усмехнулся:
– Породниться, значит, со мной захотел? Ну смотри, калым за неё я возьму большой. Мать научила её ткать ковры, так что Саида будет золото, а не жена.
– Разберёмся, – засмеялся Джамалутдин и хлопнул его по плечу.
***
Когда бледная, взволнованная Саида вошла в комнату, Малика, взглянув на неё, испугалась:
– Что с тобой, сестра?
Та не ответила, упала лицом вниз на кровать и залилась горькими слезами. Малика подсела к ней и стала осторожно гладить её вздрагивающую спину:
– Саида, миленькая, не плачь. Расскажи, что случилось?
Но девушка долго не могла успокоиться и прошло немало времени, прежде чем она сумела произнести:
– Меня отдадут за Кантемира, племянника дяди Джамалутдина. А я этого не хочу.
– Почему? – удивилась Малика. – Я видела его, он сильный и красивый.
– Глупая! – внезапно рассердилась на неё сестра. – Что мне с его красоты? Зачем она мне? Ты ничего не понимаешь! И не поймёшь!
Она широкими взмахами ладоней вытерла слезы и вышла из комнаты, шатаясь так, будто сильный ветер сбивал её с ног.
Малика и в самом деле ничего не поняла. Но спустя несколько дней, возвращаясь в сумерках домой, услышала в кустах неподалёку от тропинки тихий женский голос:
– Я боюсь, Тимур. А что, если кто-нибудь об этом узнает?
– Не бойся, любимая. Я всегда буду с тобой и никому тебя не отдам. Я все подготовлю, и мы сбежим отсюда, мир большой, нас не найдут. Только ты верь мне, Саида, слышишь?
Малика прижала ладонь к губам, чтобы сдержать рвущийся наружу крик. Она узнала голос сестры и Тимура, бедного парня, жившего на краю аула со своей престарелой бабушкой. Старенький саманный домишко Тимура вот-вот грозился рухнуть на головы своим обитателям, и парень то и дело латал протекавшую соломенную крышу или подмазывал свежей глиной его стены. Зимой бабушка и внук согревались,