пан посол… – начал было Лопатин, но Казановский перебил его:
– Послушай, как там тебя – ваша псячая мова не так уж сильно отличается от нашего христианского языка, чтобы вы не могли нас понимать! И если вы с этим напыщенным болваном думаете, что можете безнаказанно морочить нам голову, то сильно заблуждаетесь! Не будет вам ни мира, ни пощады, пока не покоритесь нашему всемилостивейшему господину королевичу Владиславу!
– Чего он там толкует?
– Ругается, – невозмутимо пожал плечами толмач, – сдавайтесь, говорит, либо живота лишитесь!
– Как обычно, значит, – вздохнул дьяк, – ну и ладно, пора и честь знать! Так ему и скажи.
– Государь, – обратился тем временем к Владиславу Казановский, – московитов нельзя выпускать! Они наверняка разнюхали все о наших приготовлениях и непременно донесут герцогу о них.
– Но это же послы! – возмутился было королевич, но пан Адам поспешил его успокоить.
– Нет, это ваши подданные, – возразил ему шляхтич, – они почти наверняка присягали вашему величеству вместе со всеми, а потом изменили. К тому же нет никакой нужды заковывать их в кандалы. Достаточно приставить к ним охрану и взять с собой, а перед стенами Москвы отпустим! Пусть сообщат наш ответ узурпатору.
– А ты, оказывается, можешь быть коварным, мой друг, – улыбнулся Владислав.
– Для вашего величества я могу быть кем угодно! – поклонился фаворит.
– Скажи королевичу, что неладно делает! – воскликнул посол.
– Я же говорил, что ты все понимаешь! – с гаденькой улыбкой отвечал ему Казановкий.
Через несколько минут после того как послов увели, в покои вошел гетман. Владислав сам даровал ему право входить без доклада, но на этот раз немного поморщился от бесцеремонности старого солдата.
– Я слышал, что ваше высочество приказали арестовать посла и его людей? – без предисловий начал Ходкевич.
– Мы полагаем, что они шпионы… – начал было Казановский, но гетман прервал его:
– Молодой человек, я разговариваю с королевичем!
– Я совершенно согласен с паном Адамом, – поспешил заступиться тот за своего любимца, – кроме того, они не арестованы. Им всего лишь временно отказано в возможности вернуться.
– А какая разница?
– Как только мы окажемся у стен Москвы, я отпущу Ртищева и его людей.
– Если бы речь шла только о московитах, я бы согласился с этой мерой, – задумчиво сказал Ходкевич, – однако герцог Иоганн Альбрехт – имперский князь и рыцарь! Такое обхождение с послами может его оскорбить.
– А разве он не убил Чаплинского, посланного к нему королем Сигизмундом?
– Наглая ложь! – отрезал гетман. – Чаплинский погиб во время честного поединка, через полгода после его посольства. К тому же он был дурак и имел неосторожность оскорбить герцога. Поэтому я в очередной раз вынужден предостеречь ваше высочество от столь опрометчивого шага.
– Меня тоже оскорбляют подобные пасквили! – поджал