то, с какими интонациями и коварством безнадежно упрятанный под каменные глыбы зверь пытался найти дорогу наверх. Потом перспектива обзора резко ушла вниз и вдаль, отдельные части сошлись в целое, и мне стало не до болей в пояснице. Еще бы этим интонациям не быть знакомыми. В узком углублении, проложенном по дну каменистого разлома, прочно запертый, почти целиком скрытый под двумя большими обломками камней, лежал никто иной, как неуправляемый катаклизм плато Рыжего До, угольно-черный детергент местного биоценоза и шальная клизма среднего радиуса действия, по определению ботанической станции, которая даже не подозревала, что как раз в эту минуту всем можно расслабиться и спать спокойно. Батут был жив, он просто не мог двигаться.
Терапод обыкновенно плохо переносил падавшую сверху воду. Сказать иначе, просто терпеть ее не мог. В особенно ненастные дни они являли собой вид смертной болотной тоски, они даже на водопое держались не так, как все. Я сразу понял их затруднение: все, что оставалось доступным взору, это самый кончик широко всем известного здесь короткого хвоста. Все же остальное в силу рельефа и набежавшего щебня находилось вне пределов досягаемости. Парапитек вился вокруг этого рельефа мухами, рассерженно фыркал ухоловами, бегал от одного камня к другому, как заевшая на одном месте пластинка повторяя один ряд возмущений, но процесс не двигался. Наименее обремененные благоразумием пытались достать Батута за ноги, но это дорого обошлось каждому из них. Взрыв ярости под камнями и серии новых раскапываний чередовались с глухим сдавленным воем, не обещавшим ничего хорошего. Батута спасло не столько мое появление, сколько то обстоятельство, что лапы добычи до сих пор сохраняли свободу действий. Ритуальность отношений животного на охоте была не соблюдена, и такой добычей будут пользоваться в последнюю очередь. Серьезному противнику, чтобы лишить возможности передвижений, они разбивали задние конечности. С учетом численного перевеса самого терапода, потом никто уже не представлял для них опасности. Однако тут задние лапы еще предстояло достать. Широко известная невероятная крепость организма больших мато здесь была ни при чем, конечно. Камни легли так, что теперь держали один другой.
Завидев меня, парапитек взял тайм-аут. Я никогда не доверял никаким сколь угодно глубоким аналогиям и впечатлениям от поведения представителей чуждой биологической организации, какой бы высокой та ни казалась, добросовестно уклоняясь от любых параллелей. Но здесь мог бы поклясться, что отчетливо видел одно и то же. Я прямо с необыкновенной отчетливостью читал на этих мордах желание не торопить события и достать зверя чужими руками. Макушки травы по ложбинам встряхивались, оттуда стреляли одинаковые глаза, собравшиеся держались на удалении, решив досмотреть, что будет. Вот и до тебя добрались тоже, подумал я с сочувствием, сидя на краю гребня на корточках и разглядывая весь объем проделанных работ. Камни преткновения могли сойти с места в любой момент.
На фоне