время, чтобы привыкнуть к новым неуловимым интонациям в его голосе, происхождение которых оставалось неясным, но Вейгела утешалась тем, что в общей своей мелодичности его голос, приобретя оттенок снисходительности, оставался все таким же теплым. – Что ты ела сегодня на ужин?
Вейгела тихо засмеялась и взяла со стола яблоко. Теперь, когда Модест был там, а она здесь, и между ними пролегали два моря, Вейгела чувствовала себя слабой, неполноценной. Ее зависимость приобрела такую силу над ее волей, что, не ощущая присутствия брата, она теряла аппетит и способность двигаться. Только его голос и ощущение приятного тепла их связи толкали ее в новый день – так ожидание приносит нам радость и надежду, потому что всегда связано с мечтами, которые множат возможные реальности и переносят нас в другие миры, отодвигая волнения и тревоги, отдаляя связь с невыносимым миром нашей жизни.
– Сейчас только утро, – ответила Вейгела, улыбаясь в пустоту. Присутствие брата, пусть и мнимое, грело ей душу.
– Ты столько ночей проводишь без сна, что я не удивился бы, узнав, что ты вывернула свой день наизнанку.
– Не правда! Я уже начала легче засыпать.
– Я рад.
– У тебя все хорошо? – повременив, спросила Вейгела.
– Да, – голос его на мгновение затих. – Все отлично.
– Значит, ты скоро вернешься?
Модест ничего не ответил. Таким он был человеком – врать не умел, а попадаться на лжи не любил: ему становилось слишком стыдно, стыдно до того, что он покрывался красными пятнами, и неделями переживал об этом, как о глубочайшем позоре.
Модест не позволял ей спрашивать о том, чем он занимается в Рое так долго. Вейгела была уверена, что ему не поручат ничего серьезного, – советники проведут переговоры, проверят бумаги и укажут ему, где поставить подпись и королевскую печать, – но он все не возвращался.
– Не знаю, – наконец ответил Модест. – А как ваши дела? Как сестры, как Гелион?
– Все хорошо.
Они лгали друг другу ежедневно. Модест не знал, что в столице буйствует ветряная оспа, но и Вейгела позволяла себя обмануть, заглушая голос, говоривший ей, что где бы ни был Модест, ему не «хорошо» и никак не «отлично».
– Скажи Астре, что я привезу для нее накидку из шахтуша из Ноксора, – попросил Модест. – Она укутается и не будет больше болеть.
Астра умерла одной из первых после отплытия Чумных кораблей. Она была слабой. Жизнь в Хрустальном замке, с самого рождения сказывавшаяся на ее здоровье, была трудна для нее, и поэтому большую часть своей короткой жизни она провела у теплых берегов Арты. Не будь Арта так близка к материку, Астра могла бы остаться там и никогда не попасть в эпидемию Гелиона.
– А для Циннии, – продолжал Модест, – привезу сладостей из Алькаира. Как она их называла?..
– Кхари.
– Будь здорова.
– Не паясничай!
Довольный своей шуткой, Модест рассмеялся, и Вейгела