отыметь овцу, она удирает, скачет по скалам у берега, в волнах тонет лодка, альбинг бросается на помощь, прыгает в море, спасает прекрасную деву, она отогревается у него в хижине, говорит: «Ты спас мою жизнь, проси у меня чего хочешь». Альбинг выводит деву из хижины к скалам и говорит: «Лови овцу и держи её»!
– А я здесь причём? – рассердился Санн вычислитель. – Ну вас совсем, пойду метеоры считать.
«Ну наконец-то», – про себя обрадовался Фейнодоксо, а вслух напомнил:
– Самбор, полно тебе нести несусветицу про коз да про овец, да над моими учениками трунить. Ты вроде обещал рассказать, как ты оказался с Эрскиновым клеймором.
– Что, начал больно издалека? Время есть, пока?.. – электротехник бросил взгляд в сторону вращавшегося над углями вертела с тушей, затем потянул носом.
– Равнинный турёнок, – подсказал Фейнодоксо.
Туша пахла и впрямь хорошо. Количество полициклических углеводородов свидетельствовало о близости мяса к готовности.
– Пока жарится равнинный турёнок. Скажу сразу, всё не помню. Пили мы не вино с соком. Начали с чимара, за ним кукурузное пиво, а потом как раз уисгебу. Я вообще решил напиться до беспамятства, только не получилось.
– С горя напиваться – ни себя не уважать, ни напиток, – сказала Рен, сев на скамью рядом с Фейнодоксо.
Мистагог положил руку жене на плечо.
– Пять с половиной дюжин, – возгласил Вамба.
Из тьмы был слышен смех уже трёх дев – Гарсендис, Ка́и, и кого-то ещё.
– Где Рен-младшая? – на всякий случай спросил у Рен-старшей Фейнодоксо. – За два часа до полуночи я её отвезла к Квато́ко и Атанаги́льде, она жаловалась, что вопли твоих учеников мешают ей учиться.
– Умница.
– Кто – я или она?
– Да, – с улыбкой ответил Фейнодоксо.
– После первого меха уисгебы, мы с Нангониелом решили побрататься, по обычаю Янтарного моря, – Самбор поднял руку, так что в свете углей, на которых дожаривался равнинный турёнок, на его предплечье стал виден свежий шрам.
– А каков обычай Янтарного моря? – спросил Фейнодоксо.
– Смешивают кровь, приносят клятвы, пьют, что горит. Мой отец так когда-то побратался с Вратиславом воеводой, а до того, они друг друга отмутузили до полусмерти. – Тоже обычай? – спросила Рен. – Нет, драка не обычай, а из-за чего она случилась, отец рассказать не успел. Ладно, возвращаемся в Винланд. Дальше меня понесла нелёгкая что-то спросить Кайанкару про Нахуахль.
– Кого про кого? – уточнила Рен.
– Уэлихского вождя, друга Эрскина, про любовницу епарха, очень странную деву.
– Науаль? – переспросила Рен. – Как море?
– В том-то и дело, что Нахуахль. Науаль – на уэлихском, саблезубый зверь, в честь него и море. Нахуахль, как мне Кайанкару втолковал… вот уж кому совсем пить нельзя… по-уэлихски не значит ничего, а с языка ещё какого-то племени, переводится как «бабушка кролика». Или удава, точно не помню.
– Жаль, лучше бы