мало они мыкаются?»
Нет, так я точно не думал.
«Тоже вон на результат ишачат как проклятые. Ну и нам досталось, конечно же. Наш-то ничем не лучше, хотя Он и не совсем…»
Двойник вдруг замолчал, словно о чём-то размышляя. Я же, вдосталь наслушавшись всякого о себе, о людях, о Том, кто сотворил нас, доппельгангера почти что ненавидел, если б мне не было отчего-то так пронзительно его.. жаль. А, может, жалел я себя? Не знаю. Странные, странные ощущения! Все до единого.
Бессовестным способом ныряя в полыньи реальности и выныривая вновь, будто нарочно игнорируя физическую ограниченность собственным нефизическим свойством, я достиг набережной, где благополучно спрыгнул на тротуар с высоты пятого этажа. Я сознавал, что могу бежать хоть вечно, опоясывая Землю кругами, испещрив тропами всю Навь вдоль, поперёк и ещё раз вдоль, и не устану. Разве что энергия подрастратится. Именно понимание этого наглядного факта заставило меня, в конечном итоге, прервать увлекательный кросс.
Будто бы и взаправду выдохшись, пошатываясь и еле дойдя до реки, я опустился на гранитные ступени у самой воды, задумчиво скрестив руки на коленях. Что же, я был предельно измотан нелёгкой внутренней борьбой: победы в этом поединке мне не светило отнюдь.
В подвижном, колышущемся зеркале отражений, расстелившемся передо мной, где я снова стал собою, я тщетно пытался угадать ответ на вопрос, задаваемый по тысяче раз безрезультатно. В заострённости черт собственного лица, в нервном поблескивании глаз – во всём без труда угадывались тревога и страх. Чувства владели мною, а не я – ими. Вот она, оборотная сторона людской жизни, её неказистая изнанка. Не к тому ли я стремился, упрямо пытаясь стать как они? Таким же живым.. таким же.. чело-вечным. Не это ли ранее пленяло меня в представителях рода людского? Их необъяснимая способность поступать вопреки. Я, неукоснительно следовавший Его Закону, безусловно, был впечатлён и поражён. И теперь, подражая им так старательно, я стал изумлять сам себя.
«Ты да – ты-то можешь быть почти как они, порода такая. – Вновь невзначай подменив меня собой, двойник надменно прищурился, и по воде пошла крупная рябь. – Только копия всегда проигрывает оригиналу. А уж такая замухрыжная и подавно. Да и вообще, далось тебе это подобие? Да к чёрту! И набивка у этих вон дрянная: вонючие потроха и непроходимая глупость. Хотя ты сейчас, я смотрю, по второму параметру ничем им не уступаешь, гордись: такой же дурак», – резюмировало отраженье, до того бессовестно меня оскорбив, что я даже не нашёл, что ему на это возразить.
Его манера общаться повергала меня в ступор. Я ведь прежде вёл беседы только с предельно вежливым и деликатным Михаилом, человеком осторожным и немногословным. А это.. что вообще такое?
«Человечность, – с издёвкой отрапортовал доппельгангер. – Ты сам её в себе ещё толком не раскопал, да обожди. А я вот уже. Я ж – не ты, хотя…»
Вдруг двойник замер и медленно обернулся, будто бы поглядев себе за спину. Он старался ничем себя не выдать,