был встревоженный и явно нездоровый. Пожимая ему руку, я ощутил, какая она сухая и горячая.
– Не найдется ли у вас, Аткинсон, – сказал он, – сока лайма с водой? Меня мучит зверская жажда, и чем больше я пью, тем больше она разгорается.
Я позвонил и велел принести графин и стаканы.
– Вы весь горите, – сказал я. – И выглядите неважно.
– Да, я что-то совсем расклеился. Спина побаливает – похоже, легкий приступ ревматизма – и не чувствую вкуса пищи. В этом ужасном Лондоне совершенно нечем дышать. Я не привык вдыхать воздух, пропущенный через четыре миллиона легких, которые втягивают его всюду вокруг тебя. – Он выразительно помахал руками у себя перед лицом, как человек, который и впрямь задыхается.
Сбор чая на Цейлоне в XIX веке
– Ничего, морской воздух быстро вас вылечит.
– Да, тут я с вами согласен. Это то, что мне требуется. Другого врача мне не надо. Если я не буду завтра в море, я всерьез разболеюсь. Уж это точно. – Он выпил стакан сока лайма и потер костяшками пальцев себе поясницу.
– Кажется, полегче становится, – проговорил он, глядя на меня затуманенными глазами. – Так вот, Аткинсон, мне нужна ваша помощь, так как я оказался в довольно затруднительном положении.
– А в чем дело?
– Вот в чем. Заболела мать моей жены и вызвала ее к себе телеграммой. Отправиться вместе с ней я никак не мог: сами знаете, сколько у меня тут было дел. Так что ей пришлось поехать одной. А сегодня я получаю еще одну телеграмму, в которой говорится, что завтра она приехать не сможет, но сядет на корабль в среду в Фалмуте. Ведь мы, как вы знаете, зайдем в этот порт, хотя, Аткинсон, по-моему, это жестоко: требовать от человека, чтобы он верил в чудо, и обрекать его на вечные муки, если он на это неспособен. Подумайте только, на вечные муки, не больше и не меньше. – Он наклонился вперед и порывисто задышал, как человек, готовый разрыдаться.
Тут мне вспомнились многочисленные истории о злоупотреблении спиртным на острове, и я подумал, что причина и его исступленных речей и жара в руках – выпитое бренди. Ведь лихорадочный румянец и остекленевшие глаза – верный признак опьянения. Как прискорбно было видеть столь благородного молодого человека в когтях этого дьявола, самого мерзкого из всех.
– Вам следует лечь, – заметил я не без строгости.
Он прищурил глаза, как это делают, стараясь очнуться от сна, и посмотрел на меня с удивленным видом.
– Скоро я так и поступлю, – сказал он вполне разумно. – Что-то у меня голова закружилась, но сейчас все прошло. Так о чем я говорил? Ах, да, о жене, конечно. Она сядет на корабль в Фалмуте. Я же хочу плыть морем. По-моему, на море я сразу поправлюсь. Мне бы только глотнуть свежего воздуха, не прошедшего ни через чьи легкие, – это враз поставит меня на ноги. Вас же я попрошу вот о чем. Будьте другом, поезжайте в Фалмут поездом: тогда, если мы вдруг запоздаем, вы позаботитесь о моей жене. Остановитесь в отеле