затаив дыхание. Напряжение достигло своего пика – это была пауза перед бурей, которая обещала разрушить все вокруг.
Внезапно, с холодной решимостью, женщина взмахнула тростью и вонзила ее прямо в живот Пасквале. Он стоял на месте, ошеломленно глядя на окровавленную ткань пиджака и медленно осознавая произошедшее. Женщина, спокойная и не торопясь, вынула трость, и он с воплем рухнул на землю, изрыгая ругательства. Я даже из своего укрытия отчетливо услышал его приказ: «Убить эту суку!» – и этот крик стал сигналом к началу хаоса.
Пули со свистом пронзили ночь, озаряя её короткими вспышками. Мафиозные боевики открыли огонь, но женщина ловко маневрировала между ними, совершая поразительные акробатические трюки, и вскоре оказалась за спинами ближайших врагов. Я в оцепенении смотрел в камеру, фиксируя этот смертельный танец. Она использовала свою трость с такой ловкостью, что это оружие, на первый взгляд совершенно безобидное, оказалось смертоноснее автоматов её противников. Ловкими ударами она сбивала их с ног, и не было движения, которое бы не причиняло им серьезного вреда.
Солдаты Пасквале орали, беспорядочно стреляя, но чаще попадали друг в друга или в машины и контейнеры, в то время как она оставалась неуловимой. От рикошетов свист пуль доносился до моего укрытия, заставляя пригибаться за старой железной бочкой. Я почти не дышал, сжимая камеру, наблюдая за происходящим через её дисплей. Весь пирс превратился в театр огня и ужаса. Выстрелы калечили тела, и иногда пули пробивали конечности, превращая их в кровавые обрубки; один из мафиози упал с разорванной головой, словно она была расколота кувалдой.
Вдруг раздался оглушительный взрыв, и я увидел, как искры разлетелись в разные стороны. Один из боевиков с грохотом выпустил заряд из гранатомета, но промахнулся и попал в контейнер. Пламя взметнулось ввысь, металлические куски разлетелись во все стороны, обрушивая на всех шквал осколков и пыли. Бой продолжался, казалось, всего несколько минут, но этого времени оказалось достаточно, чтобы тридцать человек оказались поверженными на земле. Кто-то был еще жив, но женщина не обращала на них внимания. Она стояла среди трупов, и в её спокойной осанке было что-то пугающее.
В центре этого побоища, почти бездыханный, лежал Пасквале. Женщина подошла к нему и, склонившись, что-то спросила. Он с трудом прохрипел ответ. На её лице мелькнуло выражение ледяной ярости, и тогда она, схватив его за ворот, приподняла, всадила руку в его грудь и вырвала сердце, как косточку из спелой сливы. На ее ладони трепетало его последнее биение, и эта жуткая сцена заставила меня оцепенеть. Моё сердце бешено колотилось, словно маленькая птица в когтях хищника, а я не мог оторвать взгляд от дисплея, где зафиксировал это смертельное, неотвратимое мгновение.
Женщина презрительно посмотрела на тело Пасквале, затем, как трофей, бросила сердце прямо ему в лицо. Оно с тихим шлепком упало на мертвое тело, и этот жест казался последней точкой в её холодной расправе. Где-то