этих, конечно, достаточно, чтобы объяснить невиданную популярность Шлимана и его работы. Бесспорно, эта популярность жива и поныне – вопреки всем плохим книгам о Шлимане. То, что блеск его имени не померк и сегодня, зависит не только от названных причин, но в конечном счете объясняется другим. Истекшее время ясно показало, что Шлиман – не мимолетная комета, а звезда, которая светит и поныне.
Когда Шлиман 4 января 1891 года лежал в гробу – бюст Гомера стоял у него в головах, – в зале его афинского дома, чтобы отдать последний долг, собрался весь цвет тогдашнего общества: придворные, министры, дипломатический корпус, представители академий и университетов Европы, членом или почетным доктором которых являлся Шлиман. Было произнесено много речей. Каждый из ораторов считал умершего принадлежащим его стране: немцы претендовали на него как на земляка, в особенности Берлин как иа своего почетного гражданина; англичане – как на доктора Оксфорда и члена их знаменитейших ученых обществ; американцы – как на человека, воплотившего в себе «подлинный дух американских пионеров»; греки – как на друга и глашатая их древней истории. И так один оратор за другим. Дёрпфельд произнес лишь несколько слов: «Почий в мире, ты свершил достаточно».
Правда, при жизни Шлиман бы с ним не согласился. Никто так отчетливо, как он сам, не видел, сколь незавершенным оставалось его дело – один только, хотя и могучий, торс незаконченной фигуры.
Несколько недель спустя в Берлине на траурном митинге Вирхов сказал: «Он добивался великого и свершил великое. Он умел преодолевать неблагоприятные обстоятельства честным и осмотрительным трудом. При всех тяготах жизни дельца он не отказался от идеалов, которые зародились в душе мальчика. Все, чего он достиг, он достиг собственными силами. Что бы с ним ни случилось, он всегда оставался верен самому себе. Его единственной заботой было стремление к более глубокому познанию истины».
Это, пожалуй, наилучший некролог из всех посвященных Шлиману. Когда в Афинах после траурной церемонии началась похоронная процессия, она стала, по свидетельству газет, самой грандиозной, которую когда-либо видел город. Ибо теперь здесь были не только коронованные особы, сановники и профессора. За гробом шли и вернейшие помощники Шлимана, рабочие из Троады, из Харвати и из Тиринфа. Все они хотели проводить своего эфенди в последний путь, как и народ Афин, желавший почтить человека, которому он был обязан воскрешением древнейших памятников своей культуры.
Если мы навестим могилу Шлимана, то найдем ее на краю кладбища, где Греция воздвигла особо заслуженным людям пять похожих на храмы почетных гробниц. Архитектор Циллер, создавший проект афинского дома Шлимана, построил и последнее его пристанище. Между колоннами стоит большой мраморный бюст покойного. На карнизе над бюстом Греция начертала два слова: «Герою Шлиману».
Герой – это не театральный персонаж в величественной позе. Герой – это не бог. Герой – это