следующий же день, когда, запинаясь, яростно скребя вшивые космы и наполняя комнату зловонием от своих самокруток, он сделал ей деловое предложение, которое заключалось в том, что она должна передать ему полученное ею небольшое наследство, чтобы он вложил его в центральный магазин Хейт-стрит. Она отказалась. Он начал настаивать, что дом ее матери «по праву» принадлежит ему – пусть не «юридически», но по «закону человеческому», так как двадцать пять лет назад он внес за него первый взнос. Разумеется, она предложила ему удалиться (на самом деле она не стала говорить Эрнесту, что ее предложение звучало так: «Выметайся отсюда, ублюдок»). После чего ей, к счастью, никогда не приходилось с ним встречаться.
«То есть вы одновременно потеряли и отца, и мать?»
Кэрол смело кивнула.
«Братья, сестры?»
«Да, брат, на три года старше меня».
«Как его зовут?»
«Джеб».
«Где он сейчас?»
«В Нью-Йорке или Нью-Джерси, я точно не знаю. Где-то на Восточном побережье».
«Он не звонит вам?»
«И не надо!»
В резком ответе Кэрол прозвучала такая горечь, что Эрнест невольно вздрогнул.
«Почему не надо?» – поинтересовался он.
«Джеб женился в девятнадцать, а в двадцать один ушел на флот. В тридцать один он начал приставать к двум своим маленьким дочерям. Я была на суде: ему дали всего три года тюрьмы и позорное предписание суда. Ему запрещено жить ближе чем за тысячу миль от Чикаго, где живут его дочери».
«Посмотрим. – Эрнест сверился со своими записями и произвел несложные вычисления. – Он на три года старше вас… вам было где-то двадцать восемь… то есть это случилось десять лет назад. Вы не виделись с ним с тех пор, как его посадили?»
«Три года – это слишком короткий срок. Я назначила ему более длительное наказание».
«Какое?»
«Пожизненное!»
Эрнеста передернуло. «Пожизненное заключение – это очень долго».
«За преступление, караемое смертной казнью?»
«А что было до преступления? Вы сильно злились на брата?»
«Одной его дочери было восемь лет, другой десять, когда он изнасиловал их».
«Нет, нет, я имел в виду, злились ли вы на него до того, как он совершил это преступление».
«Одной его дочери было восемь лет, другой десять, когда он изнасиловал их», – сжав зубы, повторила Кэрол.
Тпру! Эрнест попал на минное поле. Он знал, что он проводит рискованный сеанс, о котором никогда не расскажет Маршалу. Он мог представить себе, какая критика его ждет: «Что, черт возьми, ты творишь? Выжимаешь из нее информацию о брате, а у самого еще нет даже приличной систематизированной истории ее жизни. Ты не выяснил ничего о ее супружеской жизни, а это заявленная ею причина ее прихода к тебе». Да, он прямо-таки слышал, как Маршал говорит ему все это. «Разумеется, в этом что-то есть. Но, Христа ради, можешь ты подождать? Запомни эту тему; вернись к ней в подходящее время. Опять твоя