ответил:
– Наша знатность слишком свежа, чтобы ею чваниться. Как говорит император, не стоит ссориться из-за короны, раз наш отец не был королем. Даже если тебе это не нравится, я пойду и поздравлю Лауру!
– А я вам советую гордиться славой, – прошипела Каролина. – Безграничная слава императора, моего брата, – она подчеркнула родственность, – стоит всех пергаментов мира.
– Разве я спорю? Она безгранична, так что не стоит о ней и кричать. Пойду поздравлю Лауру.
– Сидите на месте, вы же видите, император обходит гостиную, – снова прошипела Каролина, нервно обмахиваясь веером.
Так оно и было. Жозефина, в окружении своих дам, поднялась и заняла свое место на троне, двойном, с полукруглыми спинками, поднятым на четыре ступеньки над остальным залом, а Наполеон, сцепив за спиной руки, двинулся по гостиной. Честно говоря, обход напоминал больше смотр, чем милостивый знак внимания. Запомнилось, как на одном из праздников он побеседовал с дамой:
– У вас что другого платья не нашлось, чтобы явиться на придворный бал? Оно же грязное!
Дама лишилась чувств. Или притворилась, что их лишилась.
В этот вечер Лаура, оставшаяся стоять рядом с Полиной, которая взяла ее под руку, услышала, как Наполеон, остановившись напротив молодой женщины на последнем месяце беременности, которая никак не могла подняться, сделав реверанс, добродушно заметил:
– Боже ты мой! Мадам! Да я думаю, вам было бы куда лучше в постели, чем здесь!
Бедняжка стала пунцовой, открыла рот, но не могла сказать ни слова.
Наполеон, смилостивившись, задал новый вопрос:
– И когда вы ожидаете счастливое событие?
– Когда… Когда вашему величеству будет угодно, – пролепетала несчастная и лишилась чувств[9].
Ее унесли. Все хохотали, тогда как бедняжке было не до смеха, она корчилась от боли, а дома, не теряя ни минуты, принялась за дело, выполняя свой долг перед императором: у нее начались схватки.
Между тем Наполеон продолжал свой обход, и настроение у него было гораздо лучше, чем в начале вечера. Завершив его, он подошел к Лауре, взял ее за руку и отвел в сторонку под тревожными взглядами Полины и четы Мюрат.
– Чудесный подарок, – одобрительно сказал Наполеон. – Настоящее произведение искусства. Откуда она? Я никогда не видел этой статуэтки у вашей матери.
– Возможно, она не выставляла ее напоказ… Дорожа ею.
– Или потому что у нее ее не было?
Лаура не была готова к лобовой атаке и не сразу нашла выход из положения. Не находя, что сказать, она взглянула на императора. Наполеон стоял близко, и она вдруг подумала, что никогда не обращала внимания, как он изменился. Тощий «Кот в сапогах» набрал вес. Во-первых, пополнел, хоть и не слишком. Он был в темно-зеленом полковничьем мундире с красной розеткой Почетного легиона и в белых кашемировых штанах в обтяжку, которые подчеркивали начинающуюся полноту, но полнота его не портила. Шла ему и короткая стрижка,