вы мне за нее заплатите.
Лаура улыбнулась не без легкого лукавства и чуть-чуть присела, изображая реверанс.
– Я счастлива, что вы так хорошо меня понимаете… ваше величество!
– Извольте помолчать. И с чего вдруг такое обращение? Кто научил?
– Оно витает в воздухе! Но первым, конечно, Жюно. Вся Франция едина в своем желании: уцелевшие после революции поняли, что бархат и атлас носить приятнее, чем засаленные куртки, особенно когда речь идет о троне.
– А вы, чертенок в юбке, что об этом думаете?
– Думаю, мраморному лицу Цезаря подойдет золотая корона из лавров. Золотых лавров, – ответила она, сделав реверанс.
– А что скажет Жюно? Вы не забыли, что он солдат Республики?
– Жюно? Он предан вам душой и телом, готов воздвигнуть вам алтарь в соборе Парижской Богоматери и первым зажечь свечу.
– Неужели? Придется мне поразмыслить над этим. Что не мешает вам, мадам генеральша, оставаться чертенком в юбке!
Вспомнив разговор с Наполеоном, Лаура невольно улыбнулась, а муж, не подозревая о ее мыслях, счел улыбку долгожданным согласием.
– Ну, наконец-то! Я тебя обожаю! Собирайся скорее! Через полчаса выезжаем. Какое счастье, что в Париже у тебя есть все необходимое!.. Все-таки речь идет о семейном ужине!
– И что? Ты хочешь, чтобы я умерла из-за какого-то все-таки семейного ужина? Напрасно, мой друг. Поскольку ночью я не сомкнула глаз, то прошу тебя броситься к ногам их величеств и сказать, что, боясь упасть по дороге, заснуть за ужином, я предпочла остаться дома. А завтра, надеюсь, я буду в силах принести им мои сожаления, извинения и все, что захочешь. А сейчас я сплю!
Она взбила подушки, вернув им соблазнительную пышность, уютно устроилась среди них, натянула одеяло, повернулась к мужу спиной и вздохнула:
– Господи! Как же хорошо! А ты хотел тащить меня в Сен-Клу! Скажи, что я плохо себя чувствую… И поторопись!
Жюно замер, как громом пораженный.
– Лаура! Ты не сделаешь этого!
– Чего этого? – полюбопытствовала она, не оборачиваясь.
– Не откажешься от приглашения поужинать в кругу императорской семьи!
– Откажусь. Я совершенно обессилена. Как только почувствую себя лучше, приеду и извинюсь, я же тебе сказала! Но сегодня от меня ждать нечего. И закрой дверь, когда будешь уходить.
Лаура замерла, задержав дыхание. Как поступит Жюно?
Ни единого движения. Тишина. И тяжелое, бычье сопение. Но вот он принял решение, вскочил и выбежал из комнаты, громко хлопнув дверью. Несколько минут спустя конский топот сообщил Лауре, что супруг уехал. Разумеется, в ярости, но какое это имело значение? Он успокоится. И она тоже. Но сейчас, когда гнев и обида душили ее, она и представить себе не могла, как в придворном платье преклонит колени перед ее императорским высочеством Каролиной, чьи гербы на карете еще не высохли от краски! И это высочество с наслаждением будет лицезреть униженное положение соперницы. Лаура представила себе наглую усмешку