про себя считал удары, складывал буквы в слова.
– Пальмира меня раздражает, – наконец промолвил он, тяжело вздохнув. – Она сказала буквально следующее: «Буду говорить лишь в присутствии шевалье». Нужно уносить ноги, моя дорогая! Уходим! Не хочу, чтобы вы возвращались в клинику одна, да я и сам не прочь увидеть Стефена. Пойдемте… Вниз спускаться не будем. Если я туда выйду, меня уже не отпустят.
Он вытащил из великолепного шкафа времен Людовика XVI свою «рембрандтовскую»[17] шляпу и закутался в помпезный плащ годе́.
– Идемте!
Но тут он остановился и украдкой взглянул на дверь, за которой располагалась лестница, ведущая на нижние этажи особняка.
– За ней кто-то есть, – пробормотал шевалье.
И тотчас же из-за двери донесся резкий, вызывающий раздражение голос – голос, обожавший то клеветать, то злословить, голос, от которого звенело в ушах даже теперь, когда он произнес такие вполне безобидные слова:
– Вы у себя, мьсе Кршан?
– Эрманс… – прошептал шевалье.
– Там уш вас заждались, – сурово продолжал голос. – Иль вы забыли о сьянсе? Хозяин послал мьня за вами.
Мсье де Крошан сказал Розине:
– Туда я уж точно не пойду. Он, должно быть, злой как собака.
Розину охватило чувство глубокой благодарности. Естественно, господин де Крошан не боялся Орлака-отца, хоть и делал вид; но он бы сгорел от стыда, если бы предпочел сеанс спиритизма посещению тяжело раненного сына своего друга. В глазах Крошана это было бы сродни преступлению. Прекрасно зная шевалье, Розина не могла на сей счет ошибаться.
– Дверь заперта на засов. Ей никак не войти, – сказал шевалье девушке.
– Есть тут кто?.. Мьсе Кршан, вы у сьбя?
– Нет, Эрманс, не у себя, – заявил господин де Крошан. – Я только что вышел, пару минут назад, вместе с мадам Стефен Орлак, чей муж находится в смертельной опасности.
– Неужто вы позволите вас увести? – вскричала Эрманс.
Но мсье де Крошан уже вышел с Розиной через другую дверь, тогда как Гийом, то есть скелет, начинавший трепыхаться при каждом открывании этой двери, заплясал неистовую джигу перед ухмыляющимся манекеном.
Глава 5
Хирургия
– Вы весь прямо сияете, шевалье! – сказала Розина, звоня в дверь клиники на улице Галилея.
– Это потому, что я преисполнен уверенности, – ответил весельчак. – Наш Стефен выкарабкается, вот увидите. Мой знакомый демон меня в этом заверил.
По правде говоря, никакой демон Сократа[18] ничего не нашептывал на ухо мсье де Крошану, и в глубине души шевалье был встревожен сообразно обстоятельствам. Но он пообещал себе ободрять Розину всеми возможными способами и, зная, с какой легкостью передается уверенность, не нашел ничего лучше, чем возобновить свои обычные фацеции[19].
Жестом бретёра, обнажающего клинок, он вытянул вперед