у вас тоже ничего не имело значения. – Я киваю на Грейс: – Может, вы и не думаете, что имя в подобной ситуации что-то значит, но уверяю вас, оно жизненно важно.
К Сьюаллам я пришла прошлым вечером, перед самыми сумерками, перейдя замерзшую реку пешком. Провожал меня мальчик из лавки Дэвида Сьюалла, и я думала, он отведет меня в дом Сьюаллов на той стороне дороги, а он вместо этого направил меня прямо в лавку, где Дэвид шагал взад-вперед за прилавком, сильно напоминая в этот момент своего старшего кузена Генри, городского клерка.
– Где Грейс? – спросила я, оглядывая тускло освещенную лавку, мотки веревки, бочки масла, полки с гвоздями, болтами и коробками с мылом.
Он указал на потолок.
– Это называется «апартамент», – объяснил он с утрированным французским акцентом, ведя меня вверх по лестнице, которая начиналась в глубине лавки. – В Англии это называется «квартира», но я предпочитаю европейский термин. В Бостоне такие везде. Очень удобный способ жить и работать.
Потом он открыл дверь и провел меня в свое обиталище на втором этаже, над лавкой. Здесь было две маленькие спальни и большая комната – разом кухня, столовая и гостиная. Молодая жена Сьюалла покачивалась в кресле-качалке, морщась и хмуря лоб. Ее кислолицая мать сидела рядом и держала ее за руку.
– Больно, – сказала мне Грейс. – Я не думала, что будет больно.
– А что ты думала? – спросила я, опустившись возле нее на колени.
– Да кажется, вообще ничего особенного. Мне про это никогда ничего не объясняли.
Я посмотрела на ее мать, очень приличную и чопорную мистрис Хендрикс.
– Незачем тревожить дочь прежде времени.
– Я обычно считаю, что рассказывать про роды – это значит готовить женщину, а не тревожить, – отозвалась я.
– Я ее готовила быть леди, – фыркнула мистрис Хендрикс. – Хотя этого и не скажешь, если судить по той отсталой деревне, которую выбрал ее муж.
На самом деле роды у Грейс только начинались. Если бы мать ей все как следует объяснила про то, как проходит этот процесс, никто бы не стал меня звать до самого рассвета. Но я все равно сидела с ней всю ночь, замеряя интервалы между схватками. Они длились по двадцать секунд и наступали с интервалами от тридцати до сорока пяти минут. До родов далеко. И все это время я слушала, как мистрис Хендрикс жалуется на долгую и трудную дорогу из Бостона, на то, какие плохие дороги в сельской местности, и объясняет, что она обо всем этом думает.
Девушка была неопытная и напуганная; когда я ее осмотрела, то увидела, что раскрытие едва началось. Тем не менее, чем дальше тянулась ночь, тем больше Грейс и ее мать пугались процесса. Им не хватало терпения, и они начали сомневаться в моих способностях.
Очевидно, когда я выходила в туалет, мистрис Хендрикс убедила Дэвида послать мальчика за доктором Пейджем. И вот он тут, и намерен прогнать меня из комнаты.
– Дайте мне на нее посмотреть, – требует Пейдж, пытаясь отпихнуть меня от кровати.
– Не вздумайте меня хватать, – я шлепаю его по руке. – Если хотите