пигалица недавно тягала труп по лесу, над ней можно смело труп рисовать.
– Харе рыдать, – мирно попросил я. – Задрало.
Девушка сбежала в ванную. Угадайте, зачем? Правильно, рыдать. Я вернулся на кухню. Готовка всегда помогала мне сосредоточиться. Вот и сейчас, мерно стучит по разделочной доске ножик, и в такт ему шестерёнки в голове крутятся. Лягушонка не убивала. Невероятно, но факт. Но кто это сделал? То, что пропало ещё не найдено – мне бы сообщили. Полезные знакомства отличная штука. Значит оно либо у моей лягушонки, либо у тех, кто Леху упокоил. Он точно никому не звонил, меня озаботил этот вопрос, и переадресацию с его вызовов на свой телефон я поставил ещё днем того воскресенья, умыкнув на минуту мобильный в маршрутке. Алексей не знал, как ему быть и в панике метался по городу, не зная, куда ему идти. В тот день у него было три встречи. Одна из них – с моей, рыдающей в ванной девицей. И я на все сто уверен, что во-первых, за ним не было никакого хвоста, кроме меня. Во-вторых – решение спрятаться на чужой даче товарищ принял спонтанно. Кто его мог там найти? Однозначно кто-то из знакомых. Значит, лягушонка мне ещё пригодится.
– Сейчас сломаю дверь, – крикнул я, выглянув в коридор. – И тогда тебе точно будет негде рыдать.
Щелкнула задвижка и моя зареванная клиентка вышла. Ушла в комнату и спряталась под одеяло. Тем временем борщ был готов, пах замечательно, уверен, гостья тоже голодна. Церемониться мне с ней надоело, я сдернул с неё одеяло. Она вскрикнула, руки на груди скрестила, пытаясь спрятаться хоть так.
– Да не посягаю я на твою честь! – рассердился я. – Встаёшь, кушаешь. Потом стараешься быть мне полезной. Если получится – отпущу.
– Честно?
Я вздохнул и вернулся на кухню. Она тихонько за мной следом. Ела осторожно, словно отравлено, и на меня мельком поглядывала. Злость во мне ещё не стихла, на неё, за глупость и безрассудство, на себя за импульсивные поступки. Поэтому я ел молча. Вообще, молчание – золото. Это я на своём примере понял, и уже очень давно. Забросив тарелку в мойку, отыскал в комнате тетрадь школьную, в клетку. По математике, Филиппов Игорь, второй класс одиннадцатой школы. Уже пожелтела от времени, зато половина страничек не исписана. А по первой половине судя Филиппов был заядлым лоботрясом. Карандаш лежал на трюмо. Я сел и принялся рисовать. Чужое лицо выходило слишком резким, сказывалось моё раздражение. Оно проявлялось на странице линия за линией, и всклокоченные волосы, и хитрые глаза, и торчащий кадык.
– Вы рисуете? – изумилась лягушонка за моей спиной.
– Ещё умею читать и писать, – отчитался я. – Таблицу умножения помню. Если напрягусь то и логарифмы. Мужичка узнаешь?
– Это Федот. То есть… его так не зовут, кличка. А как зовут я не знаю. Это Лёши друг.
– Потом все расскажешь.
И принялся за второй портрет. Это женщина. Молодая, наверное, и тридцати нет. Коса неожиданная, толстая, сейчас таких не носят. Крупные черты лица, впрочем, достаточно выразительные. А в глазах та же хитринка, что и у первого.