откровенничал он – а теперь… снимаю наших героев, детей, людей, природу… Храмы вот начал снимать.
– С чем это связано?
Серега пожал плечами и задумался.
– Это сильно невероятно… Война же все, как в лупу, увеличивает. Плохое делается ужасным, прекрасное – великим. Война закончится, а вечное останется. Что разрушено – восстановим. В вечном наша сила.
Говорил он просто и без пафоса, его слова «дышали».
На секунды Самоваровой показалось, что ей отвечает другой Сергей – горячо и навеки любимый брат всей страны.
– Спасибо, – расчувствовавшись, она погладила военкора по плечу. – От меня и… от моей семьи, спасибо! За позицию вашу… От всего поколения!
– Да какая тут позиция, – с трудом пряча улыбку, отмахнулся Серега. – Я русский, это и есть позиция.
– А на господина этого коньячного внимания не обращайте, – немного сбиваясь от волнения, продолжала Варвара Сергеевна. – Сейчас таких много, критиканов и снобов. Это из-за страха. Мы уже старенькие, на нас обижаться нельзя.
– Это вы про Геннадия Леонидовича? – хмыкнул Серега.
– Который напротив вас сидел, умничал.
– Ну да, – снова хмыкнул он. – Но это вы зря… язвите. Вы еще вполне бодрячком, а Леонидыч наших уже лет пять поддерживает солидными суммами: собирает по своим богатеньким знакомым и от себя прилично отдает. Он, хоть и ворчун старый, но свой. И Петрович свой. А Артем, товарищ мой близкий, волонтерит с пятнадцатого года. Мы все здесь свои. Других уже не бывает. Других ветром сдуло.
И Серега смешно и как-то совсем по-детски развел руками.
– Ошиблась насчет Леонидыча. Нехорошо получилось! – смутилась Варвара Сергеевна.
Привычные для ее ближнего круга колкости, без которых она была бы не она, случалось, походя обижали тех, кого она вовсе не хотела обидеть. Правда, с годами научилась важному – извиняться.
Когда неловкость отступила, ей стало невероятно хорошо и спокойно – оттого, что все эти люди ехали сейчас с ней в одном поезде.
СВОИ.
Как точно и просто сказал Серега!
Простившись, умиротворенная и слегка хмельная Самоварова дошла до купе. Первым делом проверила Лаврентия – тот спал. Наскоро умылась, переоделась в тонкий спортивный костюм и, под мирное покачивание, провалилась в сон.
***
Столичное начальство молчало.
Василий ежедневно бегал куда-то «на узел» и отправлял телеграммы.
За окном стучала, падая с крыши постройки, и ударялась о мерзлый лед капель.
Не покидая кабинета, она не только знала, как выглядит пространство вне здания, она чувствовала, чем оно дышит. Известно ей было о том, что щенок, рожденный бродячей собакой, приблудившейся из соседней деревни, жив и весел. Всякий раз, заслышав чьи-то шаги, он выбегал через узкое окошко из укрытия и нахально приставал, то к охране, то к задержанным (которых выводили в уличный нужник), в надежде выпросить хоть крошечку съестного.
Видя дежурного по нескольку раз на дню, Варвара Сергеевна сразу, как только тот заходил