уже как ни в чём не бывало сидели за столом, раздавая карты. Их заточки словно испарились в воздухе. Роб спокойно стоял рядом со своей шконкой в двух метрах от меня.
Начальник охраны спросил, в чём дело. Картёжники с удивлённым видом, словно не понимая сути вопроса, на секунду прекратили игру. Штырь ответил:
– Никаких проблем, мы просто играем в карты. Может, и наш друг к нам присоединится, – продолжил он, посмотрев на Роба.
В воздухе повисла пауза. Роб невозмутимо стоял на месте, не подавая ни малейшего признака волнения. Он словно пронзал взглядом каждого из троицы. Через мгновение он спокойно произнёс:
– Никаких проблем, начальник, ребята просто ошиблись камерой.
Роб развернулся и стал укладываться на свою койку. Удовлетворившись ответом, начальник охраны вывел троицу из камеры. Через 15 минут нас всех закрыли на обеденный пересчёт.
Зверь отвёл меня в сторону и сказал, что это не моё дело и тут не надо руководствоваться честью или совестью.
– Саша, я тебя не пойму, то ты ни с кем целыми днями не разговариваешь, то вдруг готов кинуться на ножи за едва знакомого бандита, в чём дело?
Я не мог объяснить ему то, что чувствовал. Таким я никогда ни с кем не делился, поэтому просто промолчал. Видя мои сомнения, Зверь продолжил:
– Бро, это не твой близкий, не лезь не в свои дела!
– Окей, – ответил я. Но знакомое с детства чувство поднималось в теле. Я называл это совестью, но, может быть, путал с чувством вины.
Подходило время обеда. Роб в этот день был на раздаче еды, а следовательно, должен был выйти из камеры первым. Все в тире занимались своими делами, как будто ничего не было и ничто не предвещало беды. На самом деле все только и думали, как он поступит, изредка косясь в сторону его шконки. Ведь Штырь так просто этого не оставит. Как только решётки нашей и других камер откроются, ему останется жить считанные секунды. Все понимали, что у Роба было два пути. Он мог просто выйти на раздачу еды, подойти к любому из охранников и сказать, что на него готовится покушение. Это был бы самый лёгкий и безопасный вариант. Тем самым он сохранил бы себе жизнь, но после этого он стал бы стукачом и навсегда заклеймил бы себя трусом. Полчаса назад, когда охрана вбежала в камеру, он решил ничего не говорить. Теперь, громко зевнув на весь H-тир, потягиваясь, словно медведь, пробудившийся после зимней спячки, Роб начал подниматься с койки.
Обычно он ходил в растоптанных тапочках, но сейчас надел кроссовки и начал их туго зашнуровывать. Затем достал из своего ящика несколько журналов, выбрал самые плотные из них и зачем-то стал запихивать их себе за резинку шорт. Увлечённый его действиями, я отложил книгу и стал наблюдать. Передо мной был человек, который сделал непростой выбор и решил принять бой. Опоясав себя журналами, Роб совершил пару амплитудных махов руками, тем самым проверив надёжность своей брони. Поверх натянул свою огромную футболку, которая и так еле налезала ему на живот.
В этот