согласовать утверждение, что Идеи – это числа, с другим утверждением, что они – субстанции. (7) Совершенно невозможно привести фундаментальные понятия геометрии в связь с платоновской теорией Единого и «Большого и Малого» как универсальных составляющих бытия. Платон видел эту трудность в том, что касается точек, и поэтому отказался признать их существование. Но та же линия аргументации, которая доказывает существование линий, в равной степени справедлива и для точек. (8) Короче говоря, идеальная теория – это подмена философии простой математикой и просто дублирование проблем чувственного мира. Она не проливает свет ни на эффективную, ни на конечную причинность. Даже концепция материи в этой философии скорее математическая, чем физическая, а что касается движения, то само его существование не согласуется с принципами теории. Не говоря уже о невозможности найти какое-либо место в платоновской схеме для некоторых важных геометрических сущностей. (9) В целом можно сказать, что Платон впал в ошибку, полагая, что все объекты познания состоят из одних и тех же универсальных элементарных составляющих и что их можно обнаружить с помощью анализа. Но на самом деле (а) анализ на составляющие элементы невозможен, за исключением субстанций, и (б) любое приобретение знания предполагает наличие предыдущего знания в качестве основы. Следовательно, платоновская концепция единой всеобъемлющей науки диалектики, которая анализирует все объекты на их элементы, является химерической. Даже если бы это было не так, то, по крайней мере, никогда нельзя было бы быть уверенным в том, что анализ был доведен до конца. Кроме того, платоновский философ, знающий элементы всего сущего, должен быть в состоянии познать качества чувств, не испытывая при этом соответствующих ощущений.
Оставим на время пифагорейцев, ибо достаточно того, что мы коснулись их в той мере, в какой это сделали. Что же касается тех, кто считает Идеи причинами, то, во-первых, стремясь постичь причины окружающих нас вещей, они вводят другие, равные им по числу, как если бы человек, желающий сосчитать вещи, думал, что не сможет этого сделать, пока их мало, и попытался сосчитать их, когда прибавил к их числу. Ибо Формы практически равны вещам – или не меньше их, – пытаясь объяснить которые, эти мыслители переходили от них к Формам. Ведь каждой вещи соответствует сущность, имеющая то же имя и существующая отдельно от субстанций, так и в случае всех остальных групп есть один над многими, независимо от того, находятся ли эти многие в этом мире или вечны.
Далее, из всех способов, которыми мы доказываем существование форм, ни один не является убедительным, ибо из некоторых не следует никакого вывода, а из некоторых возникают формы даже тех вещей, о которых мы думаем, что форм не существует. Ведь согласно аргументам из существования наук будут формы всех вещей, о которых существуют науки, а согласно аргументу «одно над многими» будут формы даже отрицаний,