заданный вопрос папы: «Что думает студенчество о нашей жизни?» – «А разве нас, студентов, это беспокоит?» – этот вопрос он уже задавал себе сам. Для Оси жизнь представляла собой два параллельно текущих потока, причем движение в одном следовало за изгибами второго. Первый – это реальные потребности Оси и возможные пути их достижения, второй – формальные догмы, которые, как капканы, стояли на пути первого, направляя его в «правильное», только им известное направление. Такое раздвоение он хорошо понимал, но воспринимал как данность. Эту реальность Ося осознал еще со школы и понял, что она незыблема, как скала. Осознать-то осознал, но принять ее никак не мог. Уже прошло почти три года, как на ХХII съезде партии в октябре 1961 года Хрущев провозгласил, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме. Более того, был объявлен срок – 1980 год. Если раньше надо было ждать 19 лет, то теперь осталось 17.
Как-то в Киеве они вместе с папой смотрели цветной журнал «Америка», который тот откуда-то достал. Шикарные виды автомобилей потрясли их. Ося недоумевал: если у них при капитализме есть такой потрясающий выбор всего, то у нас при коммунизме он должен быть еще лучше. Но разве осуществить такое возможно за 17 лет? Ладно, рассмеялся он про себя, будем говорить одно, а в уме держать другое. Тут же его мысли переключились на институт. «Костя, наш комсомольский лидер, прекрасный парень, все отлично понимает, с ним очень интересно и комфортно, но во что он превращается на официальных собраниях. Стоп, – остановил себя Ося, – что это я взялся за Костю, а сам-то разве не такой?»
Ребята, с которыми Ося сдружился, думали не намного иначе. Во всяком случае, явно кричать «ура» никто не собирался. Однако у турбинистов был парень – наглядное тому исключение. Коля Варисенков, ставший членом партии еще до института, был прямолинейный, как табуретка. Учился он не ахти, перебиваясь с тройки на четверки, и в разговорах резко отличался от всех остальных.
Осенью 1964 года в стране произошло небывалое: Хрущев был отстранен от власти, и генеральным секретарем вместо него стал Брежнев. Все были взбудоражены, особенно партийцы. На первой же лекции по научному коммунизму Варисенков задал вопрос лектору:
– Как это так, Хрущев, который вел нас к коммунизму, наделал много ошибок? Что, и коммунизм ошибка?
– Вы правильный вопрос задаете, товарищ студент, – лектор был опытный, видно, с момента развенчания культа личности Сталина накопилась масса инструкций по действиям в подобных случаях. – Наша партия тем и сильна, что способна не только выявлять ошибки, но и исправлять их. Централизм в ней демократический, и то, что сейчас произошло, очень хорошо все это подтверждает.
– Понял, спасибо за разъяснение, Кузьма Егорович, – Варисенков был удовлетворен.
Осе же это словоблудие напомнило давно известное «учение Маркса всесильно, потому что оно верно». Он наклонился к Сене, сидевшему рядом, и тихо сказал: «Мели, Емеля, твоя неделя», указывая глазами на лектора.
Сеня