был совершенно уверен в том, что не зайдет в такой поезд, даже если платформа будет кишеть разъяренными голодными ягуарами.
– Но что они такое?
– Один из странных капризов Нового Бангора. Своего рода аномалия. Полли считают, что безумные поезда одержимы духами земли. Мол, духи земли считают оскорбительным железные машины, которые движутся сквозь земную твердь. Можно подумать, для них это что-то вроде досадливых паразитов, – Шарпер искренне рассмеялся, – поэтому духи вселяются в поезда и подчиняют их своей воле. Но это, конечно, дешевая мистика, не свойственная реалистам вроде нас. Подземные духи! И это на закате просвещенного девятнадцатого века!
– Действительно, звучит очень нелепо, – согласился Герти.
От выпитого рома голова делалась все легче и легче. Грохот превратился в мягкий шелест, подобный звукам прибоя.
– Это все из-за металла. Я так считаю. Вы читали об эффекте Беккереля?[34]
– Не уверен. Это ученый?
– Выдающийся физик, – подтвердил Шарпер. – Занимался изучением особого излучения различных веществ. Я поверхностно знаком с его трудами, читал во французских журналах. Он полагает, что это излучение – следствие невидимой ядерной реакции в веществе. Под воздействием подобного излучения живые организмы, а также и прочие химические элементы, зачастую приобретают странные и непредсказуемые свойства. Я думаю, здесь дело именно в эффекте Беккереля. Вероятно, в металле, из коего построены некоторые локомотивы, содержится повышенное количество какого-то особого вещества, которое исподволь влияет на машинистов в кабине. Они ведь проводят там долгое время, изо дня в день…
– Что с ними происходит?
– Они становятся единым целым со своей машиной.
Герти уставился на Шарпера, пытаясь понять, серьезен ли тот.
Секретарь был серьезен. Дымчатые зеленые глаза смотрел в упор, немного насмешливо, но не смеялись.
– В каком смысле?
– В самом прямом из всех смыслов. Они врастают в локомотив, а тот делается частью их собственного тела. Мне приходилось наблюдать за тем, как разделывают безумный поезд. Вы, конечно, человек стальных нервов, полковник, а мне, признаться, было не по себе. Паровые трубы врастают в человеческое тело, как хоботы паразитов. Не разобрать, где сталь, а где живая плоть. Мышцы обвиваются вокруг патрубков и змеевиков, кости врастают в рычаги. Человек и машина становятся единым организмом. По их общей кровеносной системе циркулируют раскаленная кровь и пар. Весь корпус локомотива меняется изнутри, приобретая пугающие формы. Он живой и неживой одновременно, если вы понимаете, о чем я. Корпус прорастает нервными окончаниями и даже какими-то костными новообразованиями, истекает желчью и лимфой. Судя по всему, в момент окончательной трансформации существо, образованное из человека и машины, испытывает колоссальную боль. Такую, что она сводит его с ума. Безумные поезда не умеют рассуждать, полковник. Они просто мчатся, сея разрушения, пока есть рельсы. А потом мчатся и без них.
Герти отчего-то