ему.
Часть 2
Метод Тьюринга-Уинтерблоссома
Обычный здравый смысл – самый лучший из всех смыслов. Будь верен ему, и он даст тебе самый разумный совет. До каких только нелепостей не доходит человек, когда воображение и предрассудки в нем побеждают разум и, торжествуя, ведут его потом за собою, как пленника в оковах.
Герти готов был поклясться, что время замедлило свой ход. Что в огромные невидимые часы, контролирующие извечный бег времени, насыпалось порядком сору, отчего их сложный механизм заедает, а стрелки почти не двигаются.
Находиться долго в одной позе было трудно, особенно в столь неудобной позе. Тело быстро затекало, и кости начинали ныть, как у столетнего старика. Герти время от времени шевелил плечами и переступал с ноги на ногу, чтоб разогнать кровь, но все равно ожидание давалось ему тяжело. Привалившись к двери гостиничного номера, он глядел в крохотную щелку, образованную немного отошедшей рассохшейся доской, и старался дышать широко открытым ртом, производя как можно меньше шума.
В таком положении, уподобившись статуе, он стоял уже четыре часа. Карманный «Беккер» говорил ему это совершенно однозначно. Но Герти чувствовал себя так, словно провел здесь, в прихожей своего гостиничного номера, уже как минимум сутки. Положительно, ничто так не утомляет человека, как ожидание. Вот отчего ожидание виселицы служит последней пыткой приговоренному к казни. Герти ждал не последнего рассвета, но мука эта к трем часам пополудни стала настолько невыносима, что он начал колебаться, малодушно размышляя, не разумнее ли бросить все это.
«Ты дурак, Гилберт Натаниэль Уинтерблоссом, – сказал он себе беззвучно. – Ты самый беспросветный, круглый и самонадеянный дурак на всем этом острове, а может, и во всей Полинезии. Когда ты умрешь, а это, несомненно, случится достаточно скоро, тебе наверняка поставят памятник жители Нового Бангора. Где-нибудь на площади Брайбус, возле мраморного Короля Дика[35]. На памятнике будет написано: “Самому безнадежному дураку к востоку от Гринвича”. Чайки будут гадить твоей статуе на голову долгие, долгие, долгие годы…»
Он услышал негромкий скрип и мгновенно напрягся, сам обратившись в подобие статуи. Без сомнения, звук этот донесся из гостиничного коридора. Приникнув к щели и смахивая с нее пыль дрожащей от возбуждения ресницей, Герти увидел, как медленно отворяется дверь соседнего номера под цифрой «17». Когда она открылась полностью, стала видна фигура мистера Иггиса. Она была знакома Герти до последних мельчайших деталей, возможно, даже тех, о которых он сам не подозревал. На мистере Иггисе был его обычный мешковатый костюм в мелкую серую полоску. Очки мистер Иггис надел так же, как надевал обычно выходя из номера, они болтались на самом кончике его небольшого носа. Словом, все в мистере Иггисе было совершенно обычным, точно таким же, каким было вчера, позавчера или неделю назад. Включая выражение лица мистера Иггиса. Точнее, отсутствие всякого